Тени прошлого

– И откуда берутся такие слюнтяи?! – возмутился второй солдат, в полсилы пнув Геддеса сапогом в бок. – Мой восьмилетний сынишка по сравнению с ним герой! – солдат занес ногу для повторного пинка.

– Не надо, – остановил его Персиц. – А то лопнет от собственных воплей. Отвечай потом за него!

И действительно – шпион теперь орал так, что закладывало уши. Одновременно он дергался как припадочный и обильно мочился под себя.

– Идемте от греха подальше! – в сердцах сплюнул контрразведчик. – Ну его к лешему!!!

«Экзекуторы» вышли в коридор. Обитая жестью дверь с шумом захлопнулась… Картинка помутнела, растаяла. Я вновь лежал на пустынном пляже с потрепанным сборником в руках. Яхта между тем немного приблизилась к берегу.

Сам не зная зачем, я нашарил в пляжной сумке бельгийский бинокль с двадцатикратным увеличением. «Иосиф Геддес» – красовалась на белоснежном борту огромная надпись латинскими буквами. «Померещилось. На солнце перегрелся», – решил я, отложил бинокль и вернулся к чтению…

«…По прибытии в Харбинскую тюрьму я был помещен в маленькую, холодную комнату. Через несколько часов я попросил у поручика[11] чаю или горячей воды для питья. Он ответил, что получил определенное приказание не давать мне ни теплого питья, ни топлива. Скоро я заболел, мои руки и ноги и тело обмерзли, распухли. Холод был ужасен! Лежать и в особенности ходить было для меня мучением. Я попросил вызвать доктора и, через несколько дней пришел доктор, сказавший, что я должен немедленно отправиться в госпиталь, но никаких мер к моему перемещению принято не было. Каждые два дня ко мне приходил новый доктор и говорил то же самое. Наконец, после визита пятого доктора меня послали – но не в госпиталь, а в уголовную тюрьму[12], где я был помещен один в маленькую комнату. Я прибыл в тюрьму 27 января 1905 года. Меня стерегли двое караульных и мне было воспрещено говорить, писать, петь и свистеть…»

Геддес развалился на удобной койке в одиночной палате, укрытый одеялом. Рядом на тумбочке стояли: чайник с горячей водой, коробка с заваркой, наполовину полная сахарница и лежала надъеденная булка белого хлеба. У двери, прислонившись к косяку, дремал пожилой часовой из солдат-резервистов. Возле постели «больного» стояли двое врачей в белых халатах и негромко переговаривались по-русски.

– Жалуется непрестанно, утверждает, будто у него невыносимо болят пятки. Каково ваше мнение, Николай Александрович? – спрашивал один, возрастом помоложе.

– Обыкновенный симулянт! – с досадой отвечал доктор постарше. – Я лично обследовал его и с уверенностью заявляю – Геддес абсолютно здоров!

– Стало быть, выписываем? Сколько можно занимать место в больнице! Это при нашей-то перегруженности! Он прохлаждается тут с момента прибытия в арестный дом, то есть с 27 января. А сегодня – 18 февраля!