Никак не могу сообразить, что предпринять, чтобы убраться с этого объекта поскорее и уйти от него подальше. А про то, что мне нужно это стремление побороть или хоть подавить, — вообще ни одной здравой мысли нет. Стараюсь собрать педантично разделенные по фракциям и разложенные по секциям офицером-S1 фрагменты моих мыслей, чтобы получилось что-то похожее с чем-то прежним… Но только смешиваю осадок с конденсатом до полной мути и сбиваю каждый номер до нуля. А память уже яснеет над этим завалом, как солнце над горой мусора. От этого озноб бьет еще сильнее. Страшно подумать, что сделали со мной, и, что сделал я… Я — боец, который участвует в сражениях только с четким принципом открытого честного боя…
Теперь блуждаю по медцентру — по тоннелям и переходам, коридорам и линиям меж корпусами и блоками. Пытаюсь сократить путь, но только путаюсь в бесчисленных коридорах… А мой пропуск то и дело не размыкает нужных мне дверей. И сейчас ходу нет… Стою у сомкнутых створ, и руки дрожат пуще прежнего. Центр подготовки еще слишком близко… На деле я оставил его уже достаточно далеко за спиной, только он все равно — еще близко… И еще… Он у меня за спиной… А я не выношу ничего, что враждебно смотрит мне в затылок…
Покинул этот кошмар чуть ли не при помощи силы, но мои мысли застряли под испытующим взглядом офицера первой категории и излучением его киберстанции. Офицер-S1 — вернее, его беззлобное равнодушие с применением жестокости, которую боевые офицеры и во сне не видели, — загнал в тупик каждый сигнал, пущенный моим убитым мозгом. И теперь мой загнанный в угол разум принуждает налетать на углы и мое тело, но уже на этом — реальном — поле.
Резкий сигнал ментальной реанимации еще стучит в висках. Надо собрать волю и сообразить уже, что никакой я больше не мертвый. И хватит, замерши и затаив дыхание, стоять у запертых дверей. Опоздать мне никак нельзя. Если я на месте буду позже положенного, то и объяснять причины этой задержки будет поздно.
Нет, путь мне не сократить… Делать нечего — теперь от схемы ни шагу. И хорошо бы шаг ускорить… Почти бегу по помеченному маршруту к ближайшему переходу. Хотел избежать прохода по этому участку, но никак — схемы идут через этот сектор… Мне надо пройти преддверье смерти — вернее, корпуса тяжелой обратимой смерти… А за двери, где над ней чинят расправу, мне ходу нет…
Здесь столкновение с ужасной гибелью реальное — никакое это уже не виртуальное поле. Это восстановительный корпус тяжелой условной смерти. Я никогда раньше здесь не был. Сюда направляют мертвых офицеров и бойцов с наиболее сложными повреждениями — по большей части из Хантэрхайма. Их доставляют на закрытых и затемненных платформах. И я жалею, что стал свидетелем отключения затемнителей… Хоть я немало насмотрелся изуродованных тел, но от таких увечий что-то и мне жутко стало… Сложно понять, что это люди… Но еще сложнее — что это люди еще живые… Нет, не живые, но те, которых еще возможно спасти, — вернее, вернуть… Я стараюсь не глядеть по сторонам и обходить белую технику, сопровождающую обожженные и обмороженные трупы… Только мои старания держаться подальше от этих эшелонов смерти прахом идут… Их не обойти… А еще хуже, что мне с ними по пути, — блоки реально и виртуально убитых рядом, корпус один. От этого просто трясет… И от этого, и от очередной проверки моей устойчивости к стрессу — тупому и безысходному…
Дойти до того, что мой разум на растерзание не глубокому смыслу — плоскому тупику — отдали, я до сих пор не могу. Ищу хоть какое-то значение, хоть какой-то порядок… Но ничего доступного моему пониманию не вижу — ничего, кроме глухой стены непрошибаемой жестокости со всех сторон. Это даже не беспощадность — это просто запредельное зверство, кроме которого здесь ничего не требовалось ни от моих действий, ни от загруженной мне ситуации. Пусть я и считаюсь не тупым, числюсь устойчивым и стабильным, но это испытание… Оно, просто, дух вышибло! С этим точно лишку дали… Найти здесь хоть какой-то смысл, хоть какое-то объяснение, я никак не смог. От этого я не смог найти и выход — это с моим отличным показателем по скорости реакций… По-моему, отыскать его было вообще невозможно. Скорее, его просто не было — ничего, кроме жестокой бесцельной расправы и гибели, не было! А я уверен, что бессмысленной смерти нет, и быть не должно! Поэтому и не знаю — прошел я испытание или нет. Но главное — не знаю, на предмет чего надо мной эту проверку учинили… К чему-то подготовку провели… К Хантэрхайму… К Хантэрхайму!