Только, кажется, уже на следующий год удалось мне побывать в лесу. Дело вышло так. У нас пропала корова, содержавшаяся на ротном дворе и выгоняемая к лесу на пастбище. Денщик, посланный поискать ее, уверял, что она валяется убитая в лесу. Отец этому не верил и думал, что денщик просто участвовал в покраже ее ротными солдатами. Там, на ротном дворе, на форштате, уже была якобы украдена превосходная наша лошадь, иноходец, в действительности проданный солдатами куда-то на сторону. Итак, отец решил сам отправиться в лес посмотреть корову и взял меня с собой. Поехали мы на дрогах. В это время в лесу уже были прорублены дороги в разных направлениях. С любопытством и со страхом въезжал я в таинственное лесное царство, осматриваясь, нет ли где черкесов, о которых наслушался столько ужасов. Даже присутствие отца меня не успокаивало. А он, как нарочно, производил расследование самым настойчивым образом. Коровы не оказалось на том месте, где она будто бы валялась. «То, мабуть, я сбився, — отговаривался денщик, — мабуть, то на иншей дорози». «Ступай на другую», — отвечал отец. И вот мы начинаем кружить по лесу… Красота была неописуемая. Высокие, под небеса, деревья — дубы, ясени, клены — стеной стояли по обе стороны узкого коридора дороги. Заросшие кустами, обвитые диким виноградом, они шумели своими вершинами, а внизу все было тихо, не шелохнется… Свежий, ясный воздух, пропитанный благоуханиями, обдавал нас как будто волнами волшебной ванны. Но где мы? Далеко ли заехали? Где выход обратно в Новороссийск? А вдруг как выскочат из засады горцы? Я не мог ничем унять своей тревоги и успокоился только тогда, когда отец крикнул: «Ну, поворачивай назад!» Коровы, разумеется, нигде не оказалось…
Изгнание черкесов с Западного Кавказа началось, когда мы еще были в Темрюке, вслед за покорением Восточного Кавказа. События, касающиеся Шамиля, Дагестана и т. д., я знаю почти исключительно по литературным источникам. Но что касается Западного Кавказа, я, можно сказать, лично пережил эту страшную историческую трагедию, подобную которой едва ли знавал мир даже в эпоху великого переселения народов. Я довольно хорошо знаю и литературу этого предмета. Я знаком немножко даже с архивными данными, ее касающимися, потому что в 1887 году собирался писать историю русского завоевания моей родины и по этому поводу входил в сношения с известным екатеринодарским исследователем Фелицыным, имел архивные документы Новороссийского округа благодаря любезности его тогдашнего начальника войскового старшины Соколова. Собранные мною материалы, статистические таблицы, выписки, начерченные мною планы и карты — все это погибло вместе со множеством других моих бумаг во время нашей революции. Но помимо этих литературных и архивных данных, я знаю историю выселения западнокавказских горцев по рассказам участников этого дела; и наконец, выселение прошло перед моими глазами. Мне тогда было десять — двенадцать лет, но я был мальчиком преждевременно развитым, а рассказы участников событий слыхал в разное время вплоть до 1887 года. Таким образом, я могу говорить о всей этой истории очень уверенным голосом, и если даже что-либо позабыл или перепутал, то в общем мое свидетельство имеет известную документальную ценность. Это предисловие я делаю потому, что мой рассказ не вполне сходен с тем, что мы имеем в литературе предмета, и я, зная эту разницу, не отказываюсь от своих слов и готов был бы их отстаивать даже перед исследователями-специалистами.