Тени прошлого. Воспоминания

Так дотянулись они до немецких колоний, охватывавших огромную территорию, и остановились на продолжительный роздых в их столице Грунау. Это была большая цветущая колония, благоустроенная как немецкий городок, окруженная роскошными полями и садами, служившая резиденцией барона Штемпеля, попечителя колоний. После всех тягостей пути в тесноте и грязи Грунау мог показаться земным раем. Хотя в колониях мне было только три-четыре года, я уже довольно хорошо помню Грунау. Чистые широкие улицы обрамлялись в нем красивыми чистенькими домиками и даже большими домами, на огромной площади посреди колонии было несколько хороших магазинов. Повсюду по дворам виднелась масса зелени — деревьев и кустов. Дом барона Штемпеля представлял роскошную усадьбу, которая по величине своей не охватывается моим детским воспоминанием. Помню только какие-то отрывки разубранных комнат, какой-то сад, представлявшийся мне бесконечно большим и непроходимо густым. Сам барон Штемпель жил каким-то владетельным герцогом посреди своих колоний и, говорят, получал с них большие доходы, был умным администратором и колонии у него процветали. Он держал себя в отношении войны патриотом и, сверх того, был вообще человеком любезным. Поэтому он встретил наших беглецов очень ласково, отвел им хорошие помещения, приглашал к себе, расспрашивал об их положении и планах.

Эти расспросы не были пустым разговором. Вникнув в положение мамы, он сам сказал ей, что, может быть, ей лучше всего остаться совсем в Грунау.

Это было лучом света для мамы, тем выходом, которого она тщетно искала. Чем более она об этом размышляла, тем более мысль остаться в немецких колониях ей нравилась. Она посоветовалась с Андреем Павловичем. «Сестрица, — отвечал он, — это Сам Бог внушает вам такую мысль. Вы понимаете, мне самому неловко было бы сказать вам, могло бы показаться, что я хочу от вас отделаться. Но когда вы сами это надумали, я скажу, что ничего лучше нельзя найти. Конечно, оставайтесь здесь».

На том и порешили, и, конечно, это был самый умный исход. Даже сношения с отцом здесь были легче и быстрее, чем были бы в Нежине. Сюда ему легче было даже приехать, когда настанет время.

Итак, мы остались в Грунау, а Савицкие, отдохнувши, продолжали свое путешествие в Нежин.

VI

Немецкие колонии сделались нашим убежищем на целых два года, до самого окончания войны, так что мои первые «впечатления бытия» были получены в немецкой среде. Убежище это оказалось очень недурное, бесцветное, но тихое и покойное. Не помню нашей квартиры в Грунау, но мама была ею довольна. Только хозяин дома, немец с славянской фамилией (что-то вроде Рожинского), был не из любезных. Но, кажется, он отдавал квартиру не по найму, а обязательно в качестве постойной повинности, и в этой случае наше присутствие, конечно, не могло быть особенно приятно для него. Впрочем, он вел себя во всяком случае прилично. Население Грунау тогда должно было принимать немало таких непрошеных гостей, а именно солдат, выписанных из лазаретов и отправляемых в немецкие колонии на поправку. Жители, кажется, принимали их радушно и кормили хорошо. Я помню этих солдат, они имели вид здоровый и даже упитанный. В моих детских воспоминаниях сохранилась картина, о которой мне никто не мог говорить и точного смысла которой я тогда даже не понимал. Вижу как сейчас толпу народа, немцев, перемешанных с нашими солдатами. Посредине, на площадке, две или три высокие качели, на доске которых стоят, с одной стороны, солдаты, по одному, по два, а с другой стороны и посредине — дюжие и краснощекие немецкие девицы. Солдаты размахивают качели до небес, девушки неистово визжат и хохочут. Их юбки развеваются по ветру, как пузыри, обнажая нижнюю часть тела, а из толпы с хохотом выбегают солдаты, бросаются под качели и лежа смотрят снизу на полуобнаженные прелести девиц. Визг подымается отчаянный, а в толпе из конца в конец пробегает смех. Видно, что галантные шуточки солдат всем приходятся по вкусу, в том числе и самим девицам...

Население Грунау мне вообще вспоминается веселым и ласковым. Не помню ни одной обиды, а только приветливость. Жители были эмигранты откуда-то из Южной Германии, какие-то сектанты, может быть меннониты. Среди них попадались и славянские фамилии, говорили же они на каком-то жаргоне: «ютен даг» вместо «Guten Tag», «ишь танке» вместо «ich danke». Мы, дети, скоро выучились болтать по-немецки, только мы говорили на правильном языке — очевидно, учились больше у Штемпелей. Помню, я часто просил «ein Glas Bier», не понимая, что это означает именно «стакан», а желая попросить просто «пива». Жители Грунау истребляли этот напиток в огромном количестве.