Тени пустыни

— Если бы вовремя мой друг полковник Стюарт раскошелился, урус–кяфир не встал бы своей железной пятой в Мерве и Кушке и сейчас не надо было бы начинать все сначала. Каких–нибудь десять тысяч фунтов, и Сиях Пуш повел бы армию Ислама против Ашхабада, вымел бы урус–кяфиров из Туркменской степи метлой праведной веры и отдал бы туркменские степи персидскому шаху… Сорок пять лет я живу в Келате. И сорок пять лет головой бьюсь о стену. Какие возможности упущены! Сорок пять лет я лелею змею зависти в своем сердце. Сорок пять лет ждал я решающего часа, чтобы продолжить дело моего отца.

— А что вы делали, когда генерал Маллесон занял Закаспийскую провинцию России в тысяча девятьсот восемнадцатом году?

— А что сделал Маллесон? Туркмения, Бухара, Хорезм лежали у его ног… И что же? Нерешительность! Медлительность! Он даже не сумел снискать любовь курдов. Он смеялся над Мелек Таусом, он унизил меня. Он смотрел на всех здесь как господин на рабов. Я радовался, когда этого зазнавшегося петуха выгнали из Ашхабада большевики. И снова я ждал десять лет… Теперь час настал. Теперь мой правнук, новый Сиях Пуш, протянет руку захвата к урус–кяфирам…

Все взгляды остановились на Зуфаре, и он мучительно почувствовал, что кровь приливает к лицу. Джаббар ибн–Салман долго и пытливо глядел на него, словно стараясь поймать его взгляд. Он не торопился сказать свое слово. Видимо, вопрос не казался ему таким простым, как думал Юсуф Ади.

— Не стоит вспоминать старое, — сказал Ибн–Салман, растягивая слова. — И Стюарт, и Сен Джон (вы его знали по Хафу), и Маллесон военные люди, как и многие другие, кто защищал интересы Британии и Северной Персии. А воинам свойственна прямолинейность и… тупость. Они начинают со стрельбы. Они щеголяют в мундирах и регалиях. Их видно за сто шагов, и они делают все от них зависящее, чтобы путать.

Он остановился и снова очень внимательно посмотрел на Зуфара.

— Он мой родич, и я отвечаю за него… — быстро сказал Юсуф Ади. — Он настоящий йезид…

— Предположим… Меня еще никто и никогда не обманывал… Не посмел обмануть, — самодовольно сказал Джаббар ибн–Салман. — Посмотрим… Быть таким, как Сиях Пуш, очень сложно, трудно… Жить среди чужих, думать на чужом, наполовину понятном языке. Питаться отбросами. Одеваться чучелом… — Он говорил рассеянно, точно вороша какие–то давно передуманные мысли и глядя невидящими глазами прямо перед собой… — Полное забвение личной жизни, болезни, лишения… И для чего…

Теперь уже и старик с нескрываемым удивлением смотрел на Джаббара ибн–Салмана. Тот почувствовал его взгляд на себе и поспешил заговорить о другом:

— Чепуха… А теперь поговорим… Кто такие туркмены? Они совсем не фанатики. До русского завоевания они были плохими мусульманами. Парадокс! Но твердая власть христианской России в Туркестане укрепила позиции ислама среди туркмен. И все же одного поколения оказалось мало, чтобы сделать их фанатичными поклонниками пророка. В бою туркмен щадит женщин и детей своих врагов. Он не уничтожает имущества. Он только забирает все, что может унести с собой… Все это говорит о практическом уме туркмена… В Мерве вы провалили тогда дело потому, что вы не мусульманин, а йезид. Вас подозревали, вам не верили. Вам нужны были неистовые исламские газии… дикие кочевники, нагоняющие ужас, не знающие пощады, жаждущие крови, духовные потомки Тамерлана…

— Значит, им еще мало крови… — вдруг проговорил негромко Зуфар. Он отвечал не на слова Джаббара ибн–Салмана. Он даже не возражал, не спорил, он лишь отвечал на свои мысли.

— Мало крови?! — удивился Ибн–Салман.

— Какой из Овеза Гельды был мусульманин? Все знают, что он в свое время принял христианство… был гяуром, — сказал решительно Зуфар. — Что, разве ради ислама он приказал убить зоотехника Ашота, не пощадил его жену… сжег овец?.. Для кого он это сделал?.. Ради кого? Он вор… бандит.

Джаббар ибн–Салман посмотрел пристально на Зуфара, на старца, и тень сомнения легла на его лицо.

Густейшие брови Юсуфа Ади, точно мохнатые насекомые, зашевелились. Араб что–то уж слишком крепко сжал свои и без того сжатые губы, похожие на лезвие ножа.

Зуфар думал: «А если прав самаркандец Алаярбек?» Помогая Зуфару выбраться через крышу овечьего загона в хезарейском становище, он успел бросить странную фразу: «Остерегайся… Джаббар ибн–Салман совсем не Джаббар ибн–Салман».

Больше ничего он не сказал… Не успел…

Со вздохом облегчения Зуфар понял, что его напоминание об отступничестве Овеза Гельды подействовало как нельзя лучше. Брови–насекомые Юсуфа Ади перестали шевелить лапками.

Очевидно, сомнения у старца исчезли так же быстро, как и возникли, потому что он сказал: