Тени Санктуария

— Не будем спорить по этому поводу. Только, Ганс, неужели ты бы назвал бой с этими голубыми дьяволами убийством?

— Нет, если бы это был один из нас, — ответил вор, глядя на сверкающую поверхность стола. — Но естественно, не для него, который называет нас риггли — червями.

Принц не сумел сдержать гримасу недовольства:

— Сильные слова, Ганс. А для того, кто не называет детей Ильса червями?

— Да, жаль, что я завел об этом речь. Кстати, жаль что я вообще здесь. Как я могу испытывать к вам доверие? Как я могу открыться вам, когда вы еще и Принц-губернатор?

— Ганс, мы иногда действовали заодно.

«Формально, да, — думал про себя Ганс. — Но ты не искал этот проклятый страшный жезл и тебе не пришлось провести полночи на дне колодца, а другую половину на дыбе!»

— Я могу даже считать себя твоим должником, — продолжил Кадакитис.

— Я начинаю чувствовать себя ужасно неуютно, мой господин, — расчетливо вымолвил Ганс. — Не соблаговолит ли Ваше Высочество сообщить мне, для какой цели я здесь?

— Проклятье! — Кадакитис взглянул на ковер и испустил тяжелый вздох.

— У меня появилась мысль, что было бы неплохо предложить тебе вина, мой друг. Поэтому я…

— ДРУГ!

— Да, Ганс. — Принц глянул на него широко раскрытыми честными глазами. — Я назвал тебя другом. Мы же почти ровесники.

Ганс с изумительным проворством вскочил на ноги и сделал шаг.

— Боже, — вымолвил он и сделал второй. — О боги. Принц — не называйте меня другом. Пусть никто больше этого не услышит!

Принц выглядел так, будто ему очень хотелось коснуться Ганса, и он был уверен, что тот отшатнется:

— Мы оба очень одиноки, Ганс. У тебя не будет друзей, а я не могу их иметь! Я не могу ни— кому довериться, а ты, кто мог бы — ты отверга— ешь даже протянутую руку.

Ганса будто громом поразило. Он подумал о Каджете, о мертвом Каджете, о Лунном Цветке, о Темпусе. Был ли Темпус другом? Кто может доверять Темпусу? Кто может вообще доверять всякому, носящему титул губернатора?

— Рэнке и Санктуарий не друзья, — вымолвил он медленно и тихо. — Ты — Рэнке, а я родом из Санктуария и… более того, я не знатного рода.

— Верный друг губернатора? Вор по кличке Шедоуспан?

Ганс открыл было рот, чтобы сказать: «Вор? Кто — я, губернатор?», но прикусил язык. Кадакитис знал. Он не был ни Лунным Цветком, ни похожей на пышку Ирохундой, кого можно было бы провести такими детскими приемами. Но… друг? Для Шедоуспана родом из Лабиринта и Подветренной стороны слово звучало пугающе.

— Давай постараемся быть большими, нежели Рэнке и Санктуарий. Давай попробуем, Ганс, я уже готов. Грубо говоря, Темпус объявил войну Джабалу непомоему приказанию, а Джабал ответил или по крайней мере попытался отомстить. Ты был там и не убежал. Темпус потерял лошадь и приобрел друга. Ты защитил Темпуса и помог ему, благодаря чему еще немало голубых дьяволов отошли к праотцам. Грозит ли тебе опасность со стороны Джабала?

— Возможно. Я стараюсь не думать об этом.

— Амне?

— Имперский губернатор в Санктуарии знает, что пускаться в путь нужно с вооруженной охраной и при оружии, раз он губернатор, — ответил Ганс уже не столь таинственно.

— Опять эти осторожные, вкрадчивые слова! А Темпус?

Только теперь до Ганса стало доходить, зачем он здесь.

— Вы… вы думаете, что Джабал схватил Темпуса?

Принц посмотрел на него:

— Ганс, некоторые люди не пытаются быть любимыми всеми, а Темпус словно желал всеобщей неприязни. Я не могу представить, чтобы я мог назвать его своим другом, — Кадакитис намеренно сделал паузу, давая Гансу возможность вникнуть в смысл его слов. — Итак, я представляю Империю и управляю Санктуарием, подчиняясь Императору. Темпус служит мне и представляет меня и Рэнке. Мне нет нужды любить его или испытывать к нему симпатию, но! Как я могу чувствовать себя, если кто-то предпринимает действия против одного из моих подданных? — Кадакитис воздел руки горе, пока Ганс размышлял: «Как странно, что я больше думаю о Темпусе-Тейлзе — нежели о Принце-губернаторе, у которого он в подчинении!» — Я не могу, Ганс! Но я не могу доверить столь деликатное расследование своим церберам и не могу приказать напасть на Джабала или даже арестовать его. Я не могу так поступить, если я хочу править так, как считаю нужным.

«Он действительно хочет, чтобы дела пошли хорошо, он хочет стать другом Санктуарию! Какой странный рэнканец!»

— Вы можете позвать его на беседу, — в надежде предложил Ганс.

— Предпочел бы этого не делать, — молодой рэнканец по прозвищу Китти-Кэт вскочил на ноги, если и не так проворно, как вор, но с завидной грацией. — Ты же видишь, что я предпочитаю считать его живым. Взмахнув рукавом шелковой сорочки цвета морской волны. Принц сделал шаг и повернул к Гансу свое прямодушное лицо: — Я здешний губернатор. Я олицетворяю Империю, а он…

— Господи, Принц, я же только всеми проклятый вор!

Кадакитис в волнении осмотрелся по сторонам, не обращая внимания на позеленевшее от страха лицо Ганса:

— Ты слышал, чтобы кто-нибудь после его исчезновения упоминал о нем?

— Нет.