Тени Санктуария

Солнце уже поднялось над горизонтом на две ладони, когда Хорт появился на пристани Санктуария; день только начинался, но по рыбацким меркам было уже поздно. Глаза юноши болезненно щурились от непривычного блеска утреннего солнца. Ему сейчас страстно хотелось оказаться дома в постели… или в чьей-нибудь постели… где угодно, только не здесь. Но он пообещал матери, что поможет Старику сегодня утром. И хотя воспитание не позволяло ему нарушить данное слово, упрямый характер требовал демонстративно опоздать в знак протеста.

Хотя он исходил пристань вдоль и поперек с раннего детства и знал, что ее всегда тщательно чистят, Хорт все же шел осторожно, стараясь не испачкаться. Последнее время он стал очень заботиться о своей внешности; сегодня утром обнаружил, что у него совсем нет старой одежды, пригодной для рыбалки. Умом он понимал тщетность попыток предохранить свой нарядный костюм от грязи в течение целого дня работы в лодке, но недавно приобретенные привычки требовали хотя бы постараться свести ущерб к минимуму.

Старик поджидал его, сидя на опрокинутой лодке, как нахохлившаяся морская птица, которая дремлет, наглотавшись рыбы. В руке он держал нож и неторопливо, ритмично строгал какую-то ненужную деревяшку. С каждым движением из-под лезвия падала длинная спиралевидная стружка. Кучка стружек у ног Старика была зримым свидетельством того, как долго ему пришлось ждать.

Странно, но Хорт всегда мысленно называл его Стариком и никогда — отцом. Даже люди, с которыми он начинал рыбачить в этих водах, когда они были еще мальчишками, и те называли его чаще Стариком, чем Панитом. На самом деле он был не так уж стар, просто лицо его производило обманчивое впечатление. Сморщенное и изрезанное глубокими складками, лицо Старика напоминало красное глинистое русло пересохшей реки, которое можно было увидеть в пустыне, раскинувшейся за Санктуарием: иссушенное ветром, потрескавшееся, ожидающее дождя, которого никогда не будет.

Нет, неверно. Старик не был похож на пустыню. Старик не имел ничего общего с этим огромным скоплением пыли. Он был рыбаком, детищем моря, плоть от плоти его, подобно тем выветренным скалам, что сторожили вход в гавань.

Старик поднял глаза на приближающегося сына и снова углубился в строгание палки.

— Я здесь, — неуверенно объявил Хорт и прибавил: — Прости, что опоздал.

Он готов был проклясть сам себя, когда эти слова сорвались с языка. Хорт не собирался извиняться, что бы ни сказал Старик. Но Старик не сказал ничего…

Отец не спеша встал, засунул нож в чехол точным выверенным движением, выработанным годами тренировки.

— Помоги-ка мне с этим, — сказал он, наклоняясь к носу лодки.

Только и всего. Извинений не принял. Но и ругаться не стал. Как будто ждал, что горе-помощник опоздает.

Кряхтя и тужась, Хорт помог перевернуть маленькую лодку и спустить ее на воду, а сам при этом кипел от злости. Он был настолько раздражен всей этой ситуацией, что сам не заметил, как оказался в лодке и взялся за весла. Только тут он сообразил, что папаша годами спускал лодку безо всякой помощи. Неопытные руки сына были лишь помехой.

Это еще больше разозлило Хорта, и он дал лодке отплыть от пристани, когда отец приготовился сесть. Эта маленькая месть оказалась напрасной. Старик шагнул в лодку, легко перепрыгнув полоску воды, автоматически, так, как купец вставляет ключ в замок.

— Греби туда, — последовал приказ.

Сжав зубы в бессильной злости, Хорт склонился над веслами. Забытая ритмичность движений пришла к нему через несколько взмахов. Когда-то он был счастлив грести в отцовской лодке. Как здорово было чувствовать себя большим и сильным, впервые сев за весла! Отныне он уже не маменькин сынок, и может гордиться тем, что он — сын Старика. Приятели завидовали его близости к единственному рыбаку, который постоянно выслеживал косяки неуловимых ний — маленьких хитрых рыбок, за чье вкусное мясо давали самую высокую цену.

Конечно, это было очень давно. Тогда Хорту хотелось знать о пнях все

— теперь он не помнил почти ничего. Память была занята другим.

Когда Хорт вырос, у него появился свой мир. Оказалось, что за пределами доков о Старике никто не знает и знать не хочет. Для обычных граждан Санктуария он был просто рыбаком, а рыбаки занимали невысокое положение в социальной структуре города. Рыбаки не были богаты, не пользовались расположением местных аристократов. Они одевались не так нарядно, как С'данзо. Их не боялись, как солдат или купцов.

И от них воняло.

Это последнее обстоятельство частенько являлось предметом споров Хорта с уличными мальчишками, жившими далеко от доков. В конце концов синяки и ссадины убедили его в том, что рыбаки ко всему прочему были еще и никудышными драчунами. И от них воняло.