Тени Шаттенбурга

Что все люди лгут, Николас понял еще в детстве. И когда пришло к нему это знание, детство его закончилось. Ложь была повсюду, обман пронизывал самую суть жизни человеческой, иногда даже казалось – только он по-настоящему правит миром. Его Высочество Обман Самодержец. Найдется ли средь великого множества добрых христиан хоть один, никогда не посмевший нарушить девятую заповедь? Ни словом, ни делом, ни молчаливым попустительством? Пожалуй, такое по нынешним временам лишь святым под силу, а святых Николас ни разу пока не встречал. Он привык ко лжи, свыкся с ней, научился видеть ее и понимать причины, заставляющие людей произносить слова неправды, кривить душой, до неузнаваемости искажать истину. Кто-то врал, чтобы получить для себя выгоду, кто-то – из страха, кто-то – ненавидя ближнего. Лгали ради любви, лгали из жалости, лгали во спасение. Один обманывал, пытаясь сойти за умного, другой – чтобы не показаться дураком. Лгали, в конце концов, просто когда не знали, как сказать правду.

По части вранья священники – отнюдь не исключение. Вот Ульрика Йегер – она ведь наверняка не ведьма, не еретичка. Есть ли у инквизитора весомый повод полагать иначе? Нет, наверняка нет. Она для отца Иоахима лишь удобная жертва – одинокая женщина, достаточно знатная, чтобы придать вес будущему судилищу, и вместе с тем недостаточно защищенная от обвинений в ереси или ведовстве. Ойген фон Ройц тоже неискренен в желании помочь баронессе, скорее им движет стремление придержать инквизитора. Николас не тешил себя иллюзиями: если бы Ворон счел, что для пользы дела стоит подыграть амбициозному святоше, он без долгих сомнений послал бы в Йегерсдорф не своего сентиментального вассала, а головорезов Девенпорта. А сам Николас… Так ли уж приглянулась ему давешняя вдова? Без сомнения, Ульрика умеет себя подать, на приеме у бургомистра многие мужчины смотрели ей вслед, с трудом скрывая вожделение, но связываться из-за нее с инквизицией… Стоит ли фрау риска?

«Все верно, мои побуждения – они сродни „доброте“ Хладнокровного Ойгена. Баронесса красива и, кажется, умна, но пуще интереса к ней мое желание наступить отцу Иоахиму на его змеиный хвост».

От того, что он сам себе в этом сознался, легче на душе не стало. Но, по крайней мере, Николас твердо решил сделать все правильно. Так оно даже к лучшему, когда чувства отстранены от дела. Легче бывает принимать непростые решения.

* * *

Поместье Йегерсдорф расположилось на самом берегу реки. Большой прямоугольный дом, сложенный из дикого камня и прочных бревен, смотрел на реку и близко подступивший лес узкими прорезями окон – будто щурился на незваного гостя: кто таков? Зачем пожаловал? Ни изящества, ни величия, зато добротно и надежно, как привыкли строить в этих краях. Всем своим видом поместье вызывало невольное уважение. Хотя, конечно же, ни окна, больше напоминающие бойницы, ни окружающая обширный двор высокая – в два человеческих роста – стена ни в какое сравнение не шли с замками знатных рыцарей. Родовое гнездо того же фон Ройца выглядело куда как внушительнее – под теми серыми бастионами даже королевской армии пришлось бы не один день простоять. А тут все-таки дом – не цитадель. Разбойникам Йегерсдорф не по зубам, но для серьезной обороны он не предназначен.

– Дозвольте лошадку принять, господин.

Паренек лет двенадцати забрал у Николаса поводья.

– Как тебя зовут, малый?

– Хансом, господин.

Пальцы юноши слабо, едва заметно дрожали, а сам он был бледен и казался изможденным.

«Хворый, что ли? – Николас нахмурился, провожая взглядом худенькую спину. – Или фрау Ульрика дворовых своих впроголодь держит?»

Он поймал себя на том, что мысль, будто баронесса может скупиться на пропитание для слуг, ему неприятна.

– Эй, Ханс…

– Что, господин?

– Нет, ничего. Ступай.

Широкий двор выглядел ухоженным – все аккуратно прибрано, все на своем месте, ни брошенной впопыхах лопаты, ни бурьяна у стен. Утоптанная земля подметена и посыпана речным песком, крыльцо чисто вымыто, доски выскоблены добела. Здесь будто поджидали гостей.

Дверь бесшумно отворилась навстречу, через порог шагнула стройная фигура в длинном темно-зеленом платье. И гость поклонился, узнавая.

– Герр Николас?

Она говорила негромко и мелодично, с едва заметной волнительной хрипотцой – при звуке ее голоса что-то всколыхнулось в душе мужчины, и он вдруг усомнился, не обманул ли себя дважды, рассуждая об истинных мотивах своего визита в Йегерсдорф.

– Фрау Ульрика, несказанно рад видеть вас.

– Какой случай привел к моему порогу достойного рыцаря?

– Я не рыцарь, фрау. А случай этот, несомненно, оказался счастливым для меня. Хотя и грешно мне радоваться несчастью других людей.

Несколько долгих мгновений хозяйка поместья разглядывала гостя, как будто пребывая в нерешительности. Потом заметила:

– Вы говорите престранные вещи, любезный Николас, но они разжигают во мне любопытство. Время как раз к обеду, не разделите ли со мной скромную трапезу?

И она, отступив от двери, сделала приглашающий жест. Гость не заставил себя упрашивать.

* * *