— А почему же всё-таки полиция боится этого дела? — спросил он.
Охотник вдруг резко выпрямился, побледнел и, судорожно вцепившись в трость, завертел головой. С минуту он прислушивался, по-птичьи моргая, затем переспросил:
— Что?
Гюнтер тоже прислушался, но шум душа забивал все звуки.
— Чего, или кого именно боятся полицейские? — Я уже говорил вам, — раздражённо бросил охотник, — поживёте в городе, узнаете. — Щека его дёрнулась. — Кстати, категорически запрещаю вам вести какие-либо записи. Если хоть один человек узнает, с какой целью вы находитесь в Таунде, я не дам за вашу жизнь и пфеннига. Никакой психологической игры в детектива и преступника не будет. Вас просто сразу же уберут, даже не предупредив…
— Может, мы всё-таки перейдём к делу? — оборвал Гюнтер.
Охотник одарил его долгим взглядом.
— Всё, чем я располагаю, — наконец проговорил он, — находится у меня в номере в портфеле. Дверь я оставлю открытой, портфель будет стоять на стуле. Вы его откроете, тут же, не отходя от стула, ознакомитесь с документами, положите на место и уйдёте. Повторяю, никаких записей…
Сквозь шум льющейся воды из-за двери донеслось неясное царапанье. На миг охотник застыл с открытым ртом, но тут же, сорвав с трости набалдашник, резко повернулся к двери. Гюнтер мгновенно сориентировался и бросился вперёд.
За дверью никого не было. Только в конце коридора у самой винтовой лестницы ленивой трусцой стучал когтями по полу черный пушистый кот.
Гюнтер прикрыл дверь и обернулся. Набалдашник трости уже возвратился на прежнее место. Нет, не стилет скрывался в трости, или что-либо подобное. Палка была настоящей, цельной, только конец был остро заточен аккуратной четырёхгранной пирамидкой.
— Нервы. — сказал Гюнтер. — Никого там нет…
И застыл. Точно такую же фразу произнёс недавно портье.
Охотник рукой поманил его к себе.
«Чего они все здесь так боятся? — подумал Гюнтер. — Прямо-таки мотель неврастеников, начиная с портье и заканчивая, очевидно, единственным постояльцем».
— Я даю вам семь дней, — шёпотом проговорил охотник. Неделю. Если за это время ничего не выясните, то молча, никому ничего не говоря, уезжайте домой.
Он достал из кармана халата свёрток.
— Здесь аванс — двадцать процентов, — пистолет и ключ от портфеля.
— Вы полагаете, что у частного сыщика нет разрешения на ношение оружия? — съязвил Гюнтер.
Охотник внимательно посмотрел на него.
— Вашим оружием в Таунде можно пугать разве что ворон, категорично заявил он. — И ещё одно: вы меня не знаете. Если понадобится, я вас сам найду.
— Если в а м понадобится?
Охотник смерил его холодным взглядом.
— Да, если мне.
Он повернулся, чтобы уйти.
— Вы забыли об амортизационных расходах.
— А это только в случае удачи. Представите мне счёт, и я его оплачу.
— Надеюсь, что в следующий раз мы обойдёмся без условных фраз, вроде «форпоста для страждущих и немытых»? — бросил ему в спину Гюнтер.
Пурпурный халат драконами замер на пороге.
— Нет-нет, благодарю, я человек уже не молодой и стесняюсь показывать своё бренное тело. Так что вы мойтесь, а я уж потом, — проговорил он от двери и вышел.
Гюнтер пожал плечами и, наконец, позволил себе посмотреть на пол. Нечто подобное он и ожидал увидеть — не зря же охотник разговаривал с ним о деле только в центре душевой. Вокруг того места, где они беседовали, чуть заметной на белом кафеле меловой чертой был нарисован круг. Гюнтер хмыкнул, стащил с себя халат и шагнул под душ.
Возвратившись в номер, он развернул свёрток. Три аккуратные пачки в банковских упаковках, миниатюрный дамский пистолет «грета» (ну, если его «магнум» — пугать ворон, то этот против кого?) и никелированный ключик.
«За неделю шесть тысяч евромарок… А, если расследование пройдёт успешно, то тридцать, — прикинул Гюнтер — Не многовато ли?»
В дверь постучали.
— Минутку! — попросил Гюнтер, но ждать его не стали. Голос горничной сообщил, что ужин будет через полчаса, и тут же, удаляясь, зацокали каблучки.
Он расстегнул сумку, достал небольшой плоский, компьютер, и опустил его во внутренний карман. Затем подумал и добавил к нему идентификатор, с виду похожий на толстую авторучку. Немного помедлил, прислушиваясь у двери, и только тогда вышел.
Коридор встретил его пустотой и пылью гобеленов, настоятельно, но безуспешно пытающихся уверить постояльцев в древности мотеля. Такая унылая безвкусная декорация могла вызвать только улыбку. Слишком многого не хватало коридору для хотя бы подобия готики — высоты потолков, теряющихся во мраке, извечной замковой сырости, ниш, из сумеречной тени которых высвечивали бы мощи святых и воронёные воинские доспехи, гулкого эха шагов, таинственных шорохов, скрипов, — и поэтому никак не верилось, что за побитыми молью гобеленами кроме мышей и пауков могли бродить стенающие привидения, бряцающие костьми и цепями.
Гюнтер направился к лестнице, миновал было номер охотника и тут, изобразив на лице удивление, остановился. Дверь в номер была приоткрыта. Он бросил взгляд вдоль коридора и вошёл, осторожно, чтобы не щёлкнул замок, прикрыв дверь.
«Прямо как в дешёвом детективе», — поморщился он.