— До Красных скал еще далеко, — возразил он, но тут почувствовал обжигающий поток ледяного поискового ветра. Он искал его, и нашел, приветливо лаская и зовя домой. Это было все равно, что крепкое пожатие друга после долгой разлуки. От этого по-особенному заныло сердце и зачесалось в груди.
Он сделал шаг вперед, всматриваясь в невидимую черту, которую смог на секунду увидеть, даже почувствовать взглядом. И, сделав еще два шага, зачем-то решил обернуться. Его спасительница стояла на том же самом месте, так же задумчиво смотря вдаль леса. Но разве могла она увидеть ту же волшебную грань? Конечно же, нет.
— Я хотел сказать, — Каз, вдруг, почувствовал, что что-то в нем невозвратимо рушиться, какой-то замок, что висел очень-очень давно внутри, в самой сути его души, теперь сорвался с петель. В то самое мгновение, когда она посмотрела на него и приоткрыла пухлые губы.
Их обдул еще один мощный ледяной ветер, неся в себе снег с далеких горных вершин и молчание ледниковых долин. Её косы поднялись в воздух, зазвенели в них яркие бусины, а зеленые глаза расширились почти что в страхе, когда увидели перед собой летающие снежинки.
— Не заблудись, путник, — выдавила из себя девушка и попыталась улыбнуться, но все еще выглядела испуганной, как потерянный олененок. Каз ничего не мог сделать, кроме как кивнуть, чувствуя, что стальной замок в душе снова на месте, и, развернувшись, двинуться в путь.
Он твердо намеревался не оборачиваться до самого Черногорья, пока не увидит знакомый мост и возвышающиеся снежные вершины. И никакой лесной нежити. И никаких глаз цвета гиблых болот.
Каз вернулся поздно вечером следующего дня, совершенно без сил и с диким желанием лечь скорее в кровать. Даже чувство голода меркло, по сравнению с усталостью. Гудящие ноги еле донесли его до комнаты, где его ждал обеспокоенный Влад, который походил скорее на искаженную версию себя: с темными кругами под глазами и с белым лицом.
Когда Морозов его увидел, то решил, что это просто неудачная шутка.
— Тебя не было два дня! — кричал побледневший от испуга Влад. — Два дня, Каз. Два!
— Я это и без тебя знаю, Влад, — грубее, чем следовало, ответил он, и, переступив порог комнаты, тут же упал лицом в подушку, блаженно закрывая глаза, чувствуя, как расслабляются уставшие мышцы. Запах дома затмил собой другой, от которого его передергивало всю дорогу. Ему необходимо было смыть с себя запах сырости и болота. Каз боялся, что за два дня он настолько впитался в него, что проник под кожу. Скинув порванную рубашку, молодой воин повернулся к встревоженному Владу.
Власов все еще не унимался.
— Где ты был? Ты даже не представляешь, что я пережил, когда не нашел тебя. Я места себе не находил все эти два дня в горах, спускался к скалам, но тебя все не было. Сколько раз я отсылал поисковый ветер, чтобы тебя найти? Не меньше сотни! Вместо отчета о дозоре, я хотел доложить Яловару о твоей пропаже. Тебе повезло, что днем его никогда не бывает на месте.
Громкость голоса резала по ушам, словно скрип старой двери. Каз нехотя скривился, замечая, что тут же представил в голове крошечный домик с такой же скрипящей дверкой. Таких неухоженных домов не было ни в одном уголке Северного края, даже обедневшие семьи могли себе построить достойное жилище, чтобы пережить суровую зиму, иначе бы просто не выжили.
Однажды Святогор, на уроке истории Четырёхземелья, когда речь зашла о западных соседях, сказал, что обитатели строят дома из дерева и обкладывают их мхом. Руки их измазаны в торфе по локти, а кровь они используют в качестве оберега и разменной монеты. Тогда каждый ученик притих, прислушиваясь к собственному кровообращению; проливать кровь можно было только в бою и на тренировке, слишком большая сила в ней таилась. Святогор назвал те земли «Болотным краем», а его жителей дикарями.
И Морозов сейчас готов подтвердить каждое его слово.
— Я был не в Северных землях…
Владислав округлил глаза и застыл на месте.
— Что?
— Что слышал. Я был в… Болотном крае, кажется. И это не самое приятное место.
Каз закатил рукав и показал перебинтованный шрам, что уже начал заживать, благодаря множествам мазей. Конечно, не только они воздействовали на выздоровление тела — было еще что-то помимо них. Чужая магия имела свой запах, это Каз знал. В детстве, во время посещения базарной площади в Ардане, он смог уловить тонкий запах специй и пороха. Он исходил от темнокожего мужчины, меж пальцев которого плясали искры пламени. Этот запах противостоял его собственному.
— Ты… что?! Ох, Кузнец всемогущий! — Владислав запустил руки в волосы и уставился прямиком в почти черную стену, покрытую тонким слоем серебряных завитушек. Досчитав до десяти, он, наконец, оторвался от стены и тихо произнес с безысходностью. — Тебя видели? Если твой след остался там, Колдунья почувствует его…