Тени старого дома

Когда мы вышли в холл, перед нами явилась Би, спускающаяся по лестнице с уверенностью актрисы. Свет садящегося солнца, льющийся из окна, создавал вокруг нее красновато-бронзовый ореол и сглаживал морщины на ее лице. Она выглядела достаточно привлекательно, чтобы оторвать Роджера от архитектуры, и Кевину пришлось напомнить нам, что надо продолжить экскурсию.

Когда мы возобновили осмотр, интерес Роджера снова ожил. Он даже пожелал увидеть подвалы, в которых я еще не была. Раньше я предполагала, если вообще думала об этом, что они образованы простой выемкой грунта, что было обычно для холмистых местностей Пенсильвании. Но, увидев массивную каменную кладку, я поняла, что Рудольф продумал все тщательно и досконально: «От самого верхнего горшка на каминной полке до полов подвала», как говаривал Кевин. И он не преувеличивал. Так же как и остальная часть дома, подвалы были электрифицированы, но свет от дюжины лампочек не мог полностью рассеять тьму помещения, напоминавшего скорее церковный склеп, чем хранилище старой мебели и вин. Пока мы следовали за Кевином из помещения в помещение, никто из нас не проронил ни слова. С большим облегчением мы набредали на обыденные предметы, связанные с современной жизнью, такие, как котел для нагревания воды.

Мы находились в помещении подвала, выходящем на северную сторону, когда я случайно посмотрела вниз. То, что я увидела, заставило меня нескладно присесть на корточки, чтобы лучше рассмотреть. Высеченные квадратные буквы почти стерлись от времени, но оставшиеся вполне проясняли назначение этого камня. Я инстинктивно отступила назад.

– Это надгробная плита! – взвизгнула я.

– А вот еще одна, – сказал Роджер, показывая на камень, соседствующий с тем, от которого я отскочила. – И еще... Я предполагаю, что это помещение находится как раз под часовней.

– Это правда, – сказал Кевин.

– Кевин, – сказала я. Мой голос звучал выше и тоньше, чем обычно. – Кевин, как глубоко лежит Рудольф?

Кевин засмеялся. В комнате звучало сильное эхо, и следующие его слова сопровождались подхихикиванием, обычно наблюдаемым у помешанных:

– Я тоже желал бы об этом знать. Я предполагаю, что где-то есть документы, в которых об этом сказано. Но я пока не нашел их.

На этом месте моих записей я испытала большой соблазн превратить их в историю с привидениями, полную страшных описаний, которая быстро раскупится в наши дни. Распухший труп... призрак или два... несколько луж запекшейся крови... Кевин, как маниакальный убийца, гоняющийся за мной с древним палашом... кто знает, может быть, я получила бы предложения и от кинематографистов. Но этого не произошло и не произойдет никогда.

Даже этому необычному подпольному помещению не удалось нагнать на меня волну страха. Мое ощущение дискомфорта было вполне естественным, так как вызвано нахождением в тесном и мрачном помещении, и обычным благоговейным, но в то же время отталкивающим отношением к умершим. Но когда Кевин повернулся к следующим дверям, ведущим в сырой коридор с каменными полами, я дала ему понять, что внизу я уже повидала достаточно. Би поддержала меня, напомнив, что уже становится поздно.

– Хорошо, мы поднимемся наверх, но вы должны посмотреть часовню, – настаивал Кевин. – Буквально одним глазом. Я знаю, что Роджеру будет интересно. Своды выполнены изумительно. – Его гордый взгляд собственника был тем более смешон, что он относил себя к левым социалистам.

Поскольку часовня не принадлежала к ежедневно используемым помещениям, то в ней не проводилось регулярных уборок. Бригаде уборщиков работы хватало и без того. Когда Кевин открыл дверь, множество пылинок затанцевали в лучах света, струящихся из высокого арочного окна, расположенного над алтарем.

Здесь было полдюжины скамеек, витиевато изогнутых, с подушечками для коленопреклонения. Из-за отсутствия распятий и других атрибутов я заключила, что последними здесь проводили службу протестанты. Первоначально, однако, часовня была освящена римской церковью. Своды часовни расходились ажурными линиями, и можно было отнести ее к концу XV столетия. Хотя более мелкий рисунок походил на работу, которую можно увидеть в часовне Генриха Семнадцатого в Вестминстерском аббатстве. Высокие стрельчатые окна относились к тому же периоду. Те, что находились сбоку часовни, были заколочены досками. Это было сделано, видимо, прежним владельцем, боящимся, что редкое старинное витражное стекло может быть повреждено.

– Я прошу прощения, что так темно, – оправдывался Кевин. – Это единственная комната в доме, куда никогда не подводилось электричество.

Тихо и не отдавая себе отчета в том, что делает, Би заняла место на одной из задних скамеек. Она сидела со склоненной головой и сложенными руками, пока все остальные осматривали то, что их интересовало. Единственным местом, не находящимся в тени, был алтарь, который освещался солнечными лучами из окна, расположенного выше.