Тени старой квартиры

Ксюша уже ничего не ответила. В голове крутилась одна мысль. Лифт или лестница? Лифт маленький, тесный. Даже если они смогут туда на пару поместиться, одна мысль о таком соседстве заставляла сильнее биться сердце, кровь бросалась к щекам. Нет, лестница безопаснее. Но, уже поднимаясь все быстрее и быстрее по ступеням на свой последний этаж и слыша его шаги, будто поступь Командора за спиной, она поняла, что все бесполезно, конечно же, паникуй не паникуй. И когда он развернул ее к себе, прижав в полутьме к стене – она так и не озаботилась освещением лестничной клетки своего этажа, и слава богу, – Ксения вдруг совершенно успокоилась, чувствуя гулко бьющее в висках и горле сердце. И бесстрашно подняла на него блестящие глаза.

* * *

«Три часа поцелуев в моем возрасте – это почти неприлично, – сказала себе Ксения. Но главное – Иван не мог, не мог быть виноват – виновные так не целуют!» Абсолютно обессилев, она села на стул в прихожей и принялась снимать сапоги. Так она не уставала даже после редких занятий спортом. Сколько же она потеряла калорий? Ксения хихикнула – очень много! Не надевая тапочек, бесшумно прошла на кухню. Там, не зажигая света, открыла холодильник, вынула бутылку минералки. И вздрогнула: в темноте кухни она увидела тень. Выскользнув, бутылка со звоном разбилась об пол.

– Кто здесь?! – вскрикнула она испуганно. Шипя и пенясь, вода залила ноги.

– Это я. Юрий, – отчим включил свет.

Ксения, тяжело дыша, смотрела на невыразительное лицо. Господи, и как же он ей не нравился, весь: непропорциональная голова-тыковка, бледные глазки, тощая, будто вогнутая, грудь. И бабушка – бабушка тоже его на дух не переносила!

– Это вы, – вдруг сказала она, чувствуя, как холодно и мокро стало ступням в колготках. – Это вы всегда подслушиваете и рыскаете по моей квартире! Это вам больше всех нужно! Делаете вид, что помогаете, а сами – шпионите за мной!

Отчим, замерев, смотрел на нее – маленькие глазки, казалось, стали больше размером.

– Ксюша, что ты такое говоришь… – начал он, дернув головой-тыковкой. – Ты же сама меня просила – с фотографиями. И обои, я просто…

– Что он вам пообещал?! – она уже кричала – все напряжение сегодняшнего дня, с тех пор как она увидела две угрожающие фигуры в черном, вся невыносимость ее подозрений к Ивану вылились в этот крик.

– Кто?! – продолжал стоять истуканчиком отчим.

– Носов или кто-нибудь от его имени! – уже вне себя наступала на него Ксюша. – Эту самую квартиру в наследство?!

– Деньги, – вдруг услышала она такой знакомый голос за спиной. И резко обернулась. В дверях стояла ее мать – бледная, в длинной ночной рубашке. – Этот мужчина пообещал мне деньги и сказал, что, чем больше он будет знать, тем проще ему тебя защитить. Сказал, что ты в опасности.

Ксюше показалось, что она заледенела. Мама? Она сглотнула.

– Кто… сказал?

Нина пожала плечами:

– Он подсел ко мне в столовой на работе. Объяснил, что ты со своим расследованием ввязалась в опасную историю.

Ксения нащупала спинку стула и, не сводя с матери глаз, опустилась на сиденье.

– А ты?

– Я сказала, что полностью согласна. Рассказала о том, что вы делаете – о смерти этой несчастной больной из психушки. Об инициалах под обоями. Он оставил на столе конверт.

– С деньгами, – кивнула Ксюша, чувствуя какую-то странную пустоту там, где еще совсем недавно, на лестничной клетке, счастливо и сильно билось, отдаваясь в висках, глупое сердце.

Мать виновато кивнула:

– И с телефоном.

– И ты начала подслушивать, – подсказала ей Ксения, потому что матери стало все сложнее говорить, но Ксения уже и так все поняла.

– Нам же тоже надо делать ремонт. После потопа, – шмыгнула совсем по-детски носом мать. – А у тебя просить неудобно, сама понимаешь.

Сама понимаешь… Ну да. Ксения выдохнула – это был долгий выдох. Юрий Антонович тем временем обогнул Ксюшу и трогательно взял жену за руку, чтобы обозначить свою поддержку: совет да любовь. Но она больше не смотрела на него. Она во все глаза смотрела на свою мать. Что с ней сделаешь? С ее таким виноватым и одновременно вызывающим выражением лица? Не ударишь, не наорешь, не бросишь чем-то тяжелым. Она отвернулась и тихо произнесла:

– Уходите. Вон из моего дома.

Маша