Рука на плече так же держала меня, но его другая рука проскользнула в вырез моей блузы и пробежалась по моей груди. Великолепно. После всех глубоких и травматичных приключений, которые случились сегодня в моей проклятой суккубовской жизни, последняя вещь в которой я нуждалась — это кайфовать от прикосновений нациста.
Черте что. Существовало кое-что похуже.
— Отпусти ее.
Голос Люка раздался позади меня и я вздрогнула. Я надеялась, что потеряла его в погоне, но если он видел, что я иду в этом направлении, он задал себе вполне хороший вопрос какими путями я добираюсь до дома.
— Уходи, — сказал офицер. — Тебя это не касается.
Кулаки Люка сжались.
— Отпусти ее, — повторил он. — Повторять я не собираюсь.
Офицер рассмеялся, но это был резкий, ужасный звук.
— Ты ничего не будешь говорить мне.
Я старалась изо всех сил всмотреться в Люка в то время, как все еще была жестко схвачена.
— Уходи, — сказала я ему. — Все будет в порядке. Со мной все будет хорошо.
— Умная девочка, — сказал Немец.
Люк набросился на него и я увидела как двое мужчин сцепились друг с другом. Я в ужасе застыла. Все произошло так быстро, что казалось время остановилось чтобы зафиксировать все то, что я увидела. Люк был силен и быстр, но другой парень был выше и у него в руке был нож. Я увидела как свет отразился от клинка ножа и тело Люка стало неподвижным. Офицер сделал шаг назад, выдернув клинок из живота Люка.
Я закричала и попыталась подбежать к нему, но рука нациста остановила меня, схватив меня еще раз. Руки Люка сжались на животе, а кровь текла из него. Он смотрел вниз на него с недоверием, как будто ждал момента показать себя, а затем он рухнул на землю. Я снова попыталась вырваться из лап моего похитителя, но не смогла. Глаза Люка смотрели на меня, хотя его губы не могли сформировать слова, поскольку он лежал в страшных муках, и жизнь покидала его тело.
— Сюда, — сказал немецкий офицер, потащив меня так, чтобы я была прижата к его груди. Его нож исчез там откуда и появился, и рука, которая держала его — рука, которая нанесла удар Люку — снова оказалась под моей блузой. — Больше никаких препятствий.
Я услышала, что Люк издал приглушенный возглас, когда офицер разорвал мои последние пуговицы. Я немного отошла от шока и вспомнила, что могу сопротивляться. Я могу изменить себя в парня вдвое большего этого.
Хлоп. Голова нациста покачнулась вперед, поскольку что-то ударило его сзади. Он отпустил меня, и упал на землю без сознания. Бастьен стоял за его спиной держа болванку: тяжелый, скругленный деревянный предмет который использовался для изготовления шляп.
— Я узнал бы твой крик где угодно, — сказал он.
У меня не было времени для шуток или благодарностей. Я упала на колени рядом с Люком и сняла свой блейзер в отчаянной попытке использовать его чтобы остановить кровотечение. Он был все еще в сознании, глаза смотрели мне в лицо, все еще полные надежды и любви, что было так характерно для него. Бастьен встал на колени рядом со мной с серьезным лицом.
— Никакая человеческая медицина не исправит этого, Цветочек, — сказал он тихо.
— Знаю! Я знала это как только увидела падение Люка. Вот почему я не послала Бастьена за помощью. — Боже! Этого не может быть!
— Все… все хорошо. Слова Люка было еле слышно, и у меня было ощущение, что он задыхался от крови. — Ты в безопасности… остальное не важно… Он снова закашлялся и на этот раз я увидела кровь на губах.
— Нет, нет. — сказала я. — Это того не стоит. Не стоит! Ничего этого не должно было произойти!
Это я виновата. Это все моя вина. Люк пришел, чтобы спасти меня от немца. Я столкнулась с немцем, потому что я бежала от Люка. И я бежала от Люка, потому что я вдруг прицепилась к позиции морального превосходства и отказалась заниматься с ним сексом. Если бы я только… если бы я просто сказала, что я выйду за него замуж и взяла его, как суккубу и положено, этого никогда бы не случилось. Мы были бы лежали в траве прямо сейчас, обнаженные в объятиях друг друга. Вместо этого, он умер в этом переулке из-за меня, из-за моей слабости. Я была суккубом который попытался действовать как человек, и я дерьмово сделала это и для суккуба и для человека.
Люк был без сознания. Все было сказано его глазами, смотрящими на меня, будто я была ангелом, посланным проводить его домой. Бастьен подтолкнул меня.
— Цветочек, он будет жив еще чуть-чуть. ТТы знаешь, как долго убивают раны в живот. Это — агония.
— Знаю! — прорычала я, прекратив рыдать. — Не нужно мне напоминать.
Голос Бастьена был серьезным.
— Ты можешь остановить это. Облегчить его страдания.
Я недоверчиво посмотрела на Бастьена: — Что ты от меня ждешь? Что я возьму нож и покончу с ним?
Он покачал головой.
— Ему суждено прожить не долгую жизнь, Цветочек. Короткую. Тебе не нужно много делать.
Я не могла сделать это сейчас. Когда до меня дошел смысл, я широко раскрыла глаза: — Нет… я не могу…
— Он так и так умрет, — сказал Бастьен. — Ты можешь сделать это быстрее… слаще…