— Почему, хотя не важно, — сказал Джером, говоря наконец. — Являются это онейриды или морфины, также не важно. Если что-то взяло ее в мир мечтаний-она абсолютно недоступна.
Романа нахмурился.
— Почему? Ты не можешь просто войти туда и вывести ее теперь, когда ты все знаешь?
Джером улыбнулся своему сыну и казалось был искренне удивлен: — Ты на половину человек, и это заметно. Высшие бессмертные не могут попасть туда. Мы не спим. Только смертные видят сны. Этот путь для нас закрыт.
— Потому что у вас нет ни мечты ни желаний по поводу будущего, — сказал Эрик. Его манера и тон четко указывали, что он верил будто такие вещи не возможны для ангелов и демонов. — Чтобы мечтать — необходимо иметь душу.
— Ну, если я наполовину человек, то тогда я пойду туда, — сказал Роман упрямо, отклоняя любое возражение, которое, возможно, хотел дать Джером. — Я мечтаю. Таким образом, я могу войти, правильно? И я могу взять то, что там. — Было такое большое давление в его голосе, что я почти предположила, что он мог победить армию Онейридов прямо сейчас.
— Ты понятия не имеешь о чем говоришь, — сказал Джером. — Ясно. У тебя есть какая-либо идея, на что походит придуманный мир?
— А у тебя? — спросил Роман сухо. — Я думал, что ты не можешь пойти туда.
— Мечты-это топливо для существования человека. Мечты о власти, любви, мести, выкупе … мечты о человечестве обширны, неисчислимы. Люди мечтают, когда они пробудились и когда спят. Все надежды и страхи являются составляющими, что ставит их под угрозы — они строят свои жизни и души на мечтах. Вы входите в мир мечтаний, и он походит на движение в снежную бурю. Каждая снежинка — некоторое человеческое воображение, мелькающее так быстро, ты не можете даже уловить это. Все, что ты видишь, является пятном, путаницей тоски и хаоса. Если Джорджина там, она — одна из тех снежинок. Ты никогда не найдешь ее душу.
Воцарилась тишина.
Наконец Роман сказал: — Как поэзия, пап.
— Но он прав, — сказал Эрик Роману.
Снова тишина.
Роман взглянул на них двоих недоверчиво.
«Так вот оно что? Это безнадежно? Вы сдаетесь, даже не пытаясь найти ее?»
— Пытаться безнадежно, — сказал Джером.
Демоны не могли грезить так, как это делали люди, но я подозревала, что даже он мог представить, что сделают его начальники, когда узнают, что он потерял суккуба. — Магия людей может получить доступ к миру грез, но из этого ничего хорошего не выйдет.
Он посмотрел на кивнувшего Эрика.
— Кто-нибудь может потеряться в том месте, откуда не возвращаются. И даже самый сильный ритуал не поможет. Ее душа никогда не услышит того, что мы можем приказать.
Лицо Романа было смесью эмоций. Гнев. Неверие. И… смирение. Что меня не удивило. А вот лицо Джерома удивило. Он застыл при словах Эрика, в его холодных, темных глазах промелькнула искра понимания.
— Но Вы можете совершить ритуал, правильно? — он спрашивал Эрика. — Вы-человек. Вы достаточно сильны, чтобы открыть путь.
Эрик с опаской посмотрел на него. — Да… Но по-вашему же собственному признанию, он ничего не сможет добиться. Теоретически ваша с ней связь очень сильно, чтобы попытаться вернуть ее обратно, но вы не можете войти. Все ваши попытки были непригодными.
Джером резко встал. Бросив взгляд на Романа, он произнес. — Найди дорогу до своего дома. — И демон исчез, оставляя после себя эффектную стенку из пыли.
А я снова исчезла и вернулась в тюрьму онейридов. Они стояли в темноте, светясь от того, что взяли у меня. Во сне, пока я страдала, я никогда не ощущала ужасный эффект их вмешательства, пока не возвращалась обратно к ним. Мне делала больно та агония, потеря энергии и путаница. На этот же раз, я не на столько была в отчаянии.
— Вы были неправы, — сказал я. Я попыталась поместить некоторую самодовольность в свой голос, но это вышло хрипловато, из-за моего истощения. Господи. Я была такая, такая уставшая. Я подумала, что видеть сновидения еще не означает спать.
— Мои друзья поняли это. Они знают, где я.
Как всегда, Первого и Второго было почти невозможно прочесть.
— Что заставляет тебя думать, что это было истинной мечтой?
Отличный вопрос.
— Хорошие инстинкты, — сказала я.
— Ты веришь, что можешь доверять этому? — Спросил Первый. — Спустя все это время? После всех этих снов? Как ты можешь сказать, что реально, а что нет?
Я не могла. Я знала, когда воспоминания были правдивы — до сих пор, но сцены «реального мира» были сложнее. Возможно это был мой слепой оптимизм, который верил, что все, что я вижу — правда.
Второй продолжил мои мысли.
— Ты надеешься. И мы накормили тебя надеждами, заставляя тебя думать, что есть шанс. Таким образом, ты будешь ждать. И ждать. И ждать.
— Это было реально, — сказал я твердо, как если бы я действительно так считала.
— Даже если это так, — сказал Первый, — Это ничего не значит. Ты лично убедилась. Нет никакого способа возвратить тебя.
— Возможно, это было ложью, — сказал я. — Возможно остальное было правдой. Вы смешали все. Они выясняли, где я была, но вы не показывали мне часть, где они изучили, как спасти меня. Они собираются сделать тот ритуал.