Тени таятся во мраке (СИ)

Кронштадские корабельщики к лету обещают у нас все бортовые стенки жилых помещений изнутри покрыть пробковой крошкой. По немецкому патенту. Правда, у меня лично уверенности в этом нет. Вы ведь лучше меня представляете, сколько ремонта на промышленность свалится, когда флот с Дальнего Востока возвращаться начнет…

Кстати, как Ваш больной товарищ? Помощь моего лекаря точно не требуется?

— С ним все будет в порядке, не волнуйтесь. Проспится до завтра, полегчает. Птичья у него болезнь-то…

— Перепелиная? — командир «Ильина» чуть заметно улыбнулся.

— С кем не бывает, — лукаво подмигнул Элленбогену Балк, — Тем паче, что повод для него был извинительным. Кстати, а как германцы приняли Вас в Вильгельмсхафене?

— Прекрасно приняли. С салютом, с визитами. Даже удалось бегло взглянуть на всю их организацию. Честно скажу: впечатлило. Очень. Особенно все, что касается удобства базирования, угольной погрузки и судоремонта. Кажется, вот только-только начали они флот развивать у себя, и уже — пожалуйста: нам у них впору многому поучиться. Завтра я собирался доки осмотреть, а послезавтра — верфь. Уже разрешение начальника над портом получил. Мы ведь думали, что «Майнц» только через три-четыре дня придет. И если бы не ваше утреннее явление, сегодня нас ждал бы прием в Собрании или в Ратуше.

— Получается, обломали мы Вам и Вашим офицерам хороший вечер.

— Получается. Но служба превыше собственных планов и приятных мелочей, так что мы не в обиде. Да и чем ближе к дому, тем лучше. Мы еще неделю назад готовились завершить кампанию и вставать в завод. Молодежь уже планы разные строила на берегу. Но раз надо еще раз сбегать, значит — надо.

Только после — сразу влезаем в док. Слышите, как мерзко погромыхиваем. И масла жрем немерянно. Котлы тоже на последнем издыхании почти. Загнали мы «никлоссов» за год. Да, полегче они, чем «бельвили», но мороки с ними много. Трубки тонкостенные, пригорают, шипят. В море — сразу глушим такие. Иначе обвариться духи могут запросто. Да еще кладка под котлами получилась не ахти. Торопились заводские. С топками — там свои огрехи. Как Вам наш дымок? Не правда ли, впечатляет? Стыдно даже по сторонам смотреть. Благо, что немцы-фотографы в такую погоду по домам сидят…

— Да, сажи дюже богато. Хорошо, что трубы у вас удлинили: и тяга лучше, и грязи на палубе поменьше. Не закоптим мы бюргерам все их свеженькие газоны?

— Дождь проливной, смоет. Тут он — как раз в масть.

— Пожалуй. А по поводу вашей несостоявшейся вечеринки в Вильгельмсхафене: долг за мной. В Питере сочтемся.

— Да, полно Вам, Василий Александрович. Какие тут счеты? Но за предложение — спасибо! Лично я с удовольствием с Вами отвечеряю. Кают-компания, думаю, тоже вряд-ли будет против возможности услышать о подробностях взятия «Кассуги» и «Ниссина» из первых рук, равно как и о штурме форта у Йокосуки.

Только вот до Питера нам еще предстоит дойти: барометр падает. И что-то уж очень быстро. Через полчаса начнем шлюзоваться. А как Кильскую бухту минуем, в открытом море к ночи нас ожидает, похоже, то еще веселье…

Элленбоген озабочено нахмурился и, окинув взглядом мрачное, беспросветное небо, наклонился к амбушюру, вызывая на мостик старшего механика.

***

Пожалуй, такое светопреставление Василию довелось испытать впервые в жизни. Мало того, что грозовой шторм на Балтике с его короткой и хлесткой волной, сам по себе выматывает человека похуже, чем тяжелая бискайская зыбь или пенная толчея валов под напором Мистраля возле Тулона или Марселя. Главное — ему впервые пришлось испытать ярость морской стихии на кораблике водоизмещением почти в десять раз меньше, чем у «Варяга», и почти в двадцать раз, чем у громадного броненосца, вроде «Орла», на котором Балку довелось поштормовать во время Токийского похода.

Слава Богу, предчувствие не обмануло, — от ужина он отказался. Хотя утешением это оказалось слабым. Поскольку его сосед по каюте не внял вкрадчивому голосу разума и перекусил. Что творилось с бедным Максимовым в первые три часа пытки качкой, можно проиллюстрировать лишь известной фразой из классики: «ни в сказке сказать, ни пером описать». В схватке желудка с вестибулярным аппаратом «хомо сухопутикус» проиграли оба. А если добавить факторы замкнутого пространства и хорошо развитого обоняния у Балка, третьей жертвой физиологической битвы закономерно стал Василий. То, что он честно смог продержаться на силе воли часа полтора, мало радовало…

Часам к трем ночи, пристегнутые к койкам, измученные и вконец обессиленные, Максимов и Балк провалились, наконец, в вязкое, болезненное забытье, причем последней мыслью Василия было желание наутро, если они до него доживут, низко поклониться командиру «Ильина» и его морякам.

Воистину: миноносники — это люди особенного склада. Чтобы бороздить штормовые моря на таких вот утлых скорлупках, при этом не сваливаясь замертво тряпичной куклой, а управляясь с их механизмами от штурвала до топки, нужно было иметь в себе что-то от породы древних викингов или поморов.