Тени теней

Поскольку теперь на меня навалилось еще больше воспоминаний, темных и злых, и я осознал, что как бы ни хотелось мне покончить с прошлым, но то, что прошлое сделало со мной, по-прежнему имеет надо мною власть. И, прислушиваясь к зловещему пульсированию тишины в доме у себя за спиной, все яснее понимал, что смутное предчувствие беды, преследовавшее меня весь день, уже граничит с откровенным страхом, особенно когда живо припомнилось схожее ощущение двадцатипятилетней давности.

Ощущение, что вот-вот произойдет что-то ужасное.

4

Тогда

Было начало октября – в нашей новой школе мы успели отучиться уже несколько недель. В тот день в расписании уроков физкультуры у нас значилась тренировка по регби. Переодевшись в главном здании, мы с Джеймсом вместе с остальным классом двинулись по мощеным дорожкам на игровое поле. Помню, как ледяной воздух холодил ноги, а изо рта вырывались облачка пара. Со всех сторон доносился лишь нестройный перестук шипованных бутс по холодной мостовой.

Я бросил взгляд на Джеймса, который с обреченным видом плелся рядом со мной, опасливо поглядывая на парней поздоровее впереди. Поскольку мы оба постарались влиться в ряды наших новых однокашников как можно тише и незаметнее, Джеймс стал мишенью для забияк с первого же учебного дня. Я делал все возможное, чтобы его никто не трогал, но я не мог постоянно находиться рядом, а поле для регби и вовсе представлялось самым хулиганистым из ребят вполне законной охотничьей территорией – место, где к насилию не только относятся терпимо, но и активно его поощряют.

Наш учитель физкультуры – мистер Гудболд – важно вышагивал среди парней впереди, болтая со своими любимчиками. Казалось, что это не более чем увеличенная версия любого из окружавших его школьных задир, разве что постарше и покрупнее – та же агрессивно бритая голова и крепкое сложение, то же самое раздражение на весь мир и едва скрываемое презрение к тем, кто понежнее и поделикатнее. Несколько раз я видел, как он прогуливается по Гриттену со своим бульдогом; оба, одинаково вобрав головы в плечи, двигались в одном угрожающем мускулистом ритме.

Дойдя до дороги, нам пришлось подождать зеленого сигнала светофора, поскольку машины здесь коварно выскакивали из-за угла. Я лишь моргал, когда меня обдавало воздухом от проносящихся мимо автомобилей. Во всяком случае, судя по их скорости, не было никакой гарантии, что они вовремя остановятся, если кто-нибудь вдруг выскочит на дорогу.

Я наклонился, чтобы шепнуть Джеймсу:

– Похоже, что сегодня нас готовы убить буквально на каждом шагу!

Он не улыбнулся.

Как только мы благополучно перешли дорогу, Гудболд повел нас на дальний конец поля, где его помощник сражался с запутавшейся сеткой регбийных мячей. Небо, раскинувшееся над головой, казалось уныло-серым и бесконечным.

– Разбились на две группы!

Гудболд раскинул руки, каким-то образом ухитрившись отделить своих любимчиков от всех остальных.

– Становитесь вдоль вот этой линии! Выстраивайтесь по росту!

Он повел ребят поздоровее через поле, а мы, оставшиеся, переглянулись и начали бестолково меняться местами, выстраиваясь в шеренгу. Я был на добрую голову выше Джеймса, так что в итоге оказался на противоположном ее конце. Мне было видно, как Гудболд на другой стороне поля выстраивает вторую группу так, чтобы самый долговязый парень в ней оказался напротив самого мелкого из нашей.

– По моему сигналу, – взревел он, поднимая вверх свисток, – постарайтесь пронести свой мяч на другую сторону. Ваш противник попробует остановить вас. Проще некуда. Все всё поняли?

Последовали несколько неуверенных «да, сэр», но только не от меня. Я-то видел, как ребята на противоположной стороне поля втихаря сговариваются и перестраиваются за спиной у Гудболда. Парень по имени Дэвид Хейг поменялся местами с тем, что стоял рядом, – так, чтобы оказаться точно напротив Джеймса. «Вот же гаденыш», – подумал я. Хейг был самым сволочным из всего школьного хулиганья. Рос он в трудной семье – его старший брат сидел в тюрьме, и было очень похоже, что и сам он закончит примерно тем же манером. В первый же день в Гриттене Хейг пихнул меня плечом за какое-то воображаемое оскорбление, и я без колебаний врезал ему в ответ. Нас быстро разняли, и после этого он ко мне практически не цеплялся. Но Джеймс был куда более легкой добычей.

Я сказал себе, что ничего не могу с этим поделать – Джеймс теперь предоставлен сам себе, – так что сосредоточился на своем собственном противнике. Успех моей команды не имел для меня абсолютно никакого значения, но я был решительно настроен победить, пусть даже просто ради себя самого, и, напружинившись, покрепче прижал мяч к боку и выставил правую ногу вперед. Сердце забилось чаще.

Прозвучал свисток.