Образ спаниеля растаял. Возникло впечатление, что первоначальная угодливость объяснялась тем, что незнакомец не знал, кто находится в сторожке. Увидев пожилого человека, он понял, что ему ничего не грозит. «Тут ты как раз ошибся, сынок», — мрачно подумал Рон.
— Вы здешний садовник?
Вопрос прозвучал небрежно, даже чуть презрительно, или, может быть, только так показалось. Рон ощетинился:
— Привожу сад в порядок ради мисс Оукли с сестрой. Чисто добровольно. Просто помогаю.
— Да?
Похоже, молодой человек решил сменить тон с дерзкого на дружелюбный.
— А я родственник. В гости приехал. Меня зовут Ян Оукли.
— А меня Кэри Грант,[7]
— саркастически объявил Рон.Молодой человек протянул руку:
— Приятно познакомиться, мистер Грант.
— Гладстон моя фамилия, — буркнул Рон. — Гладстон!..
Молодой человек опасливо взглянул на него, как бы подозревая, что пожилой джентльмен не совсем уверен в собственной личности, и отдернул руку.
— Мисс Оукли не предупреждала, что ждет гостей, — вызывающе объявил Рон.
— Только меня одного. Почему она вас должна предупреждать?
Взгляд уже откровенно наглый. Впрочем, хоть вопрос невежливый, надо признать, справедливый. Почему его должны предупреждать?
— Что вы делаете в этом сарае? — полюбопытствовал Ян.
Рон снова возмутился: «Нахальный паршивец! Дать бы ему по шее. Что я тут делаю? Колдовское зелье варю! Конечно, физически с парнем не справиться. Молодой и здоровый».
Наглец с каким-то демонстративным пренебрежением прошмыгнул мимо, без разрешения сунул голову в открытую дверь, одновременно схватившись за притолоку, как будто утверждал право собственности.
— Жуткий беспорядок. Ваша сторожка? — Критическое замечание и вопрос брошены через плечо.
— Ничего подобного! — возмутился Рон. — Свою я до такого состояния никогда не довел бы! — Он постарался взять себя в руки. — Я ее просто осматриваю. Никогда раньше здесь не был. Пришлось засов свинтить. — Он кивнул на засов, отвертку и замок на земле. — По-моему, тут инструменты держали и прочее. Раз уж леди решили продать, то надо все убрать. — Он опечалился при мысли, что ему уже не удастся вернуть садовый домик к полноценной жизни.
Молодой человек, по-прежнему заглядывавший в дверь, словно замер на месте. Выпустил косяк, медленно и подозрительно оглянулся:
— Что продать?
— Дом, конечно, — пояснил Рон с возродившимися сомнениями. — Я думал, вы знаете, если родственник или кто-то еще.
— Родственник! — Тон и манеры стали вдруг столь угрожающими, что садовник отпрянул. Тогда собеседник добавил помягче: — Но не знаю, что дом продается. Спасибо, мистер Гладстон. Это меняет дело, о котором я приехал поговорить с кузинами. Надо их сейчас же найти!
Он развернулся и быстро пошел по лужайке. Рон смотрел ему вслед. Когда парень скрылся из вида, оглянулся на сторожку с тяжелым вздохом. Стоит отвлечься — к работе уже не вернешься, это установленный факт. Больше того: состоявшийся разговор очень сильно его огорчил. Впервые после появления в Форуэйзе мысль о работе в саду, которую он выполнял с большим удовольствием, не доставила никакой радости. Захламленная сторожка, представлявшая прежде очень увлекательную задачу, превратилась в тяжелую, надоедливую проблему. «В другой раз почистим». Рон снова закрыл дверь, только сил не хватило навесить засов. Поднял его с земли вместе с отверткой и последовал за пришельцем. Похоже, сегодня найдутся дела ближе к дому — надо присматривать. Он с первого взгляда распознаёт хитрых мошенников, а Ян Оукли — если это его настоящее имя, — судя по всему, необычайно хитрый.
В тот вечер Джулиет Пейнтер поздно вернулась в свою лондонскую квартиру. День был утомительный и неудачный. Последний клиент — нефтяной мультимиллионер из Техаса — решил, что ему требуется английское поместье, где можно охотиться, рыбачить, устраивать корпоративные вечеринки. Доехав до самого Йоркшира для осмотра перспективной недвижимости, она обнаружила с удивлением и недовольством, что нынешний владелец поссорился с клубом пешего туризма и вокруг усадьбы выставлен пикет.
Демонстранты выстроились плечом к плечу в разнообразных анораках, куртках с капюшонами, пестрых свитерах с Шетландских островов, плотных вязаных гамашах и грубых ботинках. В руках плакаты, провозглашающие их право ходить где угодно. Все нестройно скандируют: «Мы не отступим!»
Когда Джулиет подъехала и опустила стекло, толпа воинственно ринулась вперед. Крепкая женщина в вельветовых брюках приблизилась к окну и проревела:
— Доступ должен быть открыт для всех!
Терьер, которого она держала на поводке, прыгнул на машину передними лапами и залаял в поддержку.
— Да, — мило кивнула Джулиет, — абсолютно согласна. Значит, можно проехать?
Женщина отодвинулась с легкой растерянностью, разглядывая молодую женщину за рулем, оценивая свежий цвет лица, заплетенные косы, круглые очки.
— Член семьи? — спросила она с настойчивостью распорядительницы на свадьбе.
— Нет, — ответила Джулиет. — Даже не родственница.
Озабоченно хмурившийся бородатый мужчина взял демонстрантку за руку.
— У нас мирный протест, миссис Смедли, — предупредил он.