Тени убийства

— И он взял и приехал, — подхватила Дамарис. — Пришлось принять. Не хотелось выказывать предубеждение. В любом случае было ясно, что у него совсем мало денег, а мы не могли оплачивать номер в гостинице. Без того было трудно договориться об ужинах с миссис Форбс. Мы скрестили пальцы, понадеявшись, что он окажется лучше, чем предполагалось. Нечего и говорить, что надежды не оправдались. Он был вульгарным до омерзения. Все время называл меня «дорогой кузиной», без конца говорил, как рад видеть старый дом. Толковал о завещании, якобы составленном нашим дедом. Знаю, Лора тебе об этом рассказывала. Хотел получить половину денег, которую мы выручили бы от продажи. У него ни на что нет никакого права! — Глаза ее вспыхнули гневом.

— Значит, он вам не понравился и причинял неприятности, — заключил Маркби с тяжелым сердцем. — Угрожал…

— Мы очень сильно его невзлюбили, и он причинял неприятности с той минуты, как мы о нем услышали. Хотя, — добавила Дамарис с неожиданной ноткой юмора, — мы его в гроб не вгоняли.

Маркби пропустил это мимо ушей и продолжил:

— Видимо, причина смерти — отравление. В данный момент никто не подозревает ничего другого, кроме несчастного случая. Тем не менее необходимо найти источник. Возможно, придется обыскивать дом.

Обе старые женщины замерли.

— Чем он отравился, Алан? — спросила дрожащим голосом Флоренс.

— Пока неизвестно. Доктор Пейнтер проводит анализы. Поэтому мы вас просим пока ничего никому не рассказывать.

— Мы и не собираемся! — сухо отрезала Дамарис.

— Нельзя ли заглянуть к нему в комнату? — обратился к ней Маркби.

— Пожалуйста. Провожу тебя в башню.

— Я здесь останусь, — сказала Флоренс. — Не люблю ту комнату. Никогда туда не захожу. Знаешь, там умерла наша бабушка, бедная Кора.

Маркби, уже направившись к двери, удивленно оглянулся:

— Кора Оукли? Это была ее комната?

— Да. Говорят, там живет ее призрак. Правда, там всегда жуткий холод. Но мы, конечно, никаких привидений не видели.

— Конечно… — слабо вымолвил Маркби.

И проследовал за Дамарис по старой скрипучей лестнице, старательно оглядываясь по сторонам. Джулиет Пейнтер вывела проницательное заключение насчет продажной стоимости Форуэйза. Дом в плачевном состоянии. Кроме электропроводки, нуждающейся в замене, наверняка течет крыша. Он принюхался. Пахнет сухой гнилью, пылью, сыростью, разложением. Интересно, что подумал Ян, когда впервые все это увидел.

— Вот, — храбро объявила Дамарис, толкнув дверь.

Маркби переступил порог. Флоренс права. Жуткий холод, несмотря на солнечный день. Обгоревшие спички на решетке у газового камина свидетельствуют о стараниях Яна согреться. На полу в центре красно-синий турецкий ковер. Пространство между ковром и стенами покрыто старым потрескавшимся линолеумом. Железная кровать аккуратно застелена, предположительно самим Яном. Комод, старомодный мраморный умывальник без таза и кувшина, кресло, большой платяной шкаф, рассчитанный на пышные одежды другого века. Туалетный столик совсем в другом стиле. Овальный, с гофрированной кретоновой обивкой спереди, предмет первой необходимости 1940-х годов. Возможно, его принесли из какой-то другой комнаты ради Яна. На нем валяются на боку пузырьки и бутылочки, мужские туалетные принадлежности. Алан взял что-то, увидел, что вещь дорогая. Возможно, в конце концов, Ян промышлял на польском черном рынке.

Он повернулся, виновато улыбнулся Дамарис, терпеливо стоявшей в дверях, и шагнул к гардеробу. Внутри висит немногочисленная одежда. Маркби быстро ощупал карманы, нашел польский паспорт, удостоверение личности, дешевые открытки с аляповато раскрашенным изображением Девы Марии и краткой молитвой по-польски, мелкие монеты, бумажник с английскими банкнотами фунтов на шестьдесят. Похоже, это все имущество Яна.

— Не возражаете? — спросил он Дамарис. — Я должен все это забрать. Дам расписку, со временем вернем.

— Нам ничего не нужно. Ничего не нужно, — повторила она.

Алан выдвинул ящики комода. В верхнем левом лежал обратный авиабилет до Польши. Ян дал себе месяц на достижение цели. Возможно, рассудил, что сестры его дольше не стерпят. В жестком конверте для пересылки фотографий по почте обнаружился дагерротип с изображением красивого усатого джентльмена, положившего руку на плечо затянутой в корсет женщины, шелковое платье которой не скрывало ее крестьянского происхождения. Черты лица грубые, взгляд острый, фанатичный. Мужчина смотрит на фотографа с насмешкой и вызовом. «Знаю, что вы думаете, — говорит он. — А мне наплевать. Я получил, что хотел». В его позе нет никакой аффектации, только триумфальная властность. В углу карточки отштамповано по-немецки некогда золочеными, а теперь совсем тусклыми буквами: «Photographien Hable, Krakau». В других ящиках нижнее белье и носки. Ян путешествовал налегке. Оглядевшись, Маркби заметил рюкзак, описанный Мередит, торчащий между резными ножками шкафа. Он его вытащил, подняв тучу пыли. Внутри пусто, кроме нераспечатанного пакета ароматических гигиенических салфеток, которые в самолетах раздают пассажирам.