Тени утра

В конце бульвара был военный клуб, и в саду играла музыка. Звонкие металлические звуки труб далеко разносились по бульвару, гоняясь друг за другом в каком-то неопределенном мотиве, не то очень грустном, не то очень игривом.

Девушки пошли рядом впереди, а корнет и Паша Афанасьев тоже рядом сзади.

- Трам... та-та... трам... та-та... там! - тихо и с удовольствием повторял за мотивом корнет

- Терпеть не могу военной музыки! сказал Паша Афанасьев, брезгливо морщась не потому, что ему действительно были неприятны звуки труб, -в таком прозрачном воздухе все звуки были чисты и приятны, - а потому, что корнет казался ему пошлым и раздражал его.

- Разве? - спросил корнет дружелюбно и высоко поднял брови.

Представьте себе! с иронией ответил Паша Афанасьев. - И звуки какие-то пошлые, и мотивы ваши капельмейстеры выбирают какие-то... черт их знает!.. Скажите, пожалуйста, ведь есть же хорошая музыка!.. А впрочем, у них в каждом звуке слышится, что до музыки собственно никому нет никакого дела, а просто надо увеселять обывателей, - ну, и увеселяют...

- Что ж, - уступчиво возразил корнет, - все-таки приятно, знаете, в такой чудный вечер послушать хорошенький мотивчик.

Паша Афанасьев посмотрел на него с уничтожающим презрением и закусил себе губу.

- Вот, - с удовольствием прислушиваясь, сказал корнет, - оч-чень хорошо... Это из "Гейши"... - с еще большим удовольствием пояснил он и слегка прищелкнул в такт пальцами.

Паша Афанасьев, окончательно искривив губы, посмотрел на него и хмыкнул носом. Лиза повернула голову и серьезно посмотрела на корнета.

- Ну-с, - сказал Паша Афанасьев, помолчав, - итак, мы все осенью двинемся...

- Да... - резковатым и отрывистым голосом ответила Дора.

- Куда? - спросил корнет удивленно.

- В Петербург! - ответил ему Паша Афанасьев, и ему почему-то стало жаль корнета.

- То есть... А Лизавета Павловна? - тем же удивленным тоном спросил корнет, и в его мужественном голосе что-то вздрогнуло.

- Все, все тронемся!.. - сказал Паша Афанасьев. Корнет замолчал, и на его красивом и неумном лице ничего нельзя было разобрать.

- Вы решили, на какие курсы? - деловито спросила Дора.

- На медицинские, конечно! - с жаром ответил за Лизу Паша Афанасьев.

- На медицинские... - серьезно сказала и Лиза.

- Я думаю, тут не может быть выбора! - горячо заговорил Паша Афанасьев, как-то чересчур молодо размахивая руками. - Что такое при теперешних условиях педагогические курсы? Чепуха!.. Учить тому, чему вам хотелось бы, не позволят, а вдалбливать азбуку... слуга покорный!.. То ли дело медик! В его-то дело вмешаться трудно... А какое, в сущности, счастье хоть одного человека спасти от смерти или страданий!.. Глядишь, совсем пропала жизнь и вдруг... ведь это только понять надо!..

Добрые большие глаза Паши от волнения покрылись влагой.

- Да, и притом это самое нужное теперь народу! И медику легче всего пропагандировать! - немного в нос отозвалась Дора.

Музыка оборвалась на высокой ноте резкой и звонкой трубы. Стало тихо. Звезды незаметно высветились над городом, а на бульваре потемнело так, что не видно стало уже лиц. В конце бульвара, под большими липами, вспыхивали папиросы и чуть-чуть белели кители офицеров.

- А впрочем, - проговорил Паша Афанасьев таким углубленным голосом, точно отвечал на свои собственные мысли, - всякий труд есть труд прежде всего... Исполняй честно свое дело, а польза будет... Дело не в том, а в том, чтобы самому зажить настоящей жизнью, чтобы были в ней борьба и победа... Ах, когда я подумаю, что еще два-три месяца и я буду далеко от всех этих сереньких, сытеньких, спокойненьких людишек, от всех их мелких интересиков, - так у меня даже в груди что-то замрет!

Корнет издал какой-то неопределенный, дрожащий звук.

- Что? строго спросила Лиза. Корнет промолчал.

- Главное - учиться, учиться и учиться! - резким голосом, точно считая, и встряхивая головой, проговорила Дора. - В этом сила, в этом все!.. Нам нужны только образованные люди, - довольно дилетантов... С голыми руками в наше время ничего не сделаешь!

- Ну, да, - сказал в темноте голос Паши Афанасьева. - И не только для того, чтобы что-нибудь сделать, а прежде всего для самого себя, для своей личной жизни прежде всего... Надо знать все, чтобы уметь понимать всю красоту и радость жизни!

- Расширить кругозор... - вдруг неестественно уверенным тоном, в котором было слышно что-то робкое и жалкое, сказал корнет.

Все внезапно замолчали, так что стало даже неловко.

Лиза опять посмотрела на корнета, но в темноте не увидела ничего, кроме белевшего кителя.

Паша Афанасьев засмеялся коротко и враждебно. У него уже не было жалостливого чувства к корнету, а было приятно оборвать его и унизить.

- Для корнета христолюбивого воинства и то слава Богу! - шепнул он Доре.

- Н-да... - сказала Дора, и по голосу ее было слышно, что она сдерживает насмешливую злорадную улыбку.

И, оттого что пропало чистое дружелюбное настроение и сменилось мелкой злорадностью и обособленностью, вдруг всем стало уже не так весело, как-то пусто и неловко.