Тени утренней росы

По узкой каменной лестнице более позднего происхождения мы спускаемся на обширное каменистое плато к знаменитым развалинам, откуда открывается роскошнейший вид на плодородную долину Мессара. Навстречу нам шагают неутомимые жизнерадостные немцы пенсионного и предпенсионного возраста. В руках у них видеокамеры и путеводители, за спинами — рюкзаки. Я смотрю на них с завистью. Это ж какое здоровье надо иметь! Сама я уже еле дышу (на улице плюс сорок градусов) и думаю только о том, где бы присесть и отдохнуть полчасика в тени.

Мы осматриваем царский мегарон[21]->->, защищенный от солнца и дождей легкой современной конструкцией. Позволяем себе пятиминутную передышку и следуем дальше — туда, где можно увидеть руины самого первого дворца с его многочисленными кладовыми. За нами скачет по камням группа загорелых белозубых итальянцев. Они гомонят, как стая обезьян, и мы приостанавливаемся, чтобы пропустить их вперед.

На девушках белые футболки с изображением керамического диска, найденного здесь же, в Фесте, во время раскопок, и ныне являющегося одной из главных достопримечательностей Археологического музея города Ираклио. Примечателен он в основном тем, что иероглифы, покрывающие его с двух сторон, не поддаются расшифровке. Условно их называют линейным письмом «А». Назначение этого диска не совсем ясно. Возможно, он служил чем-то вроде типографской матрицы со съемными литерами, и это было больше трех с половиной тысяч лет тому назад. А сегодня он красуется на майках и бейсболках, которые продаются на каждом углу по десять евро за штуку. Почему-то мысли об этом действуют на меня угнетающе и, покосившись на Нейла, я замечаю тонкую скептическую улыбку, изогнувшую края его губ.

По лестнице мы поднимаемся к большим пропилеям[22]->->, обходим их и присаживаемся на деревянную скамейку в тени высоких кедров. Кедры зеленеют по всему периметру дворца, за исключением той его части, что подступает к самому краю плато. Прямо перед нами — центральный двор, предназначенный для проведения празднеств и религиозных обрядов. Энергичная дама-гид в просторных бриджах и футболке с надписью «CRETE» рассказывает о чем-то столпившимся вокруг нее туристам, которые в большинстве своем внимательно слушают, и только двое или трое торопятся сфотографироваться возле выставленных здесь же, во дворе, превосходных пифосов, предназначенных для хранения плодов, зерна, молока, меда, оливкового масла и вина.

— Смотри, — негромко говорит Нейл, указывая рукой, — вон там, на склоне горы Ида, находится пещера Камарес, где были найдены керамические сосуды с бело-оранжево-красными орнаментами на черном фоне и тончайшими стенками «под яичную скорлупу».

Есть ли хоть что-то, чего он не знает об этом острове? И сколько же времени ему пришлось потратить на изучение его истории плюс греческий язык?.. Похоже, он сделал это смыслом жизни. Могу ли я сказать что-то подобное о себе?

Я подавила вздох, и Нейл бросил на меня быстрый внимательный взгляд.

— Устала?

— Нет. — Я сделала жалкую попытку улыбнуться. — Просто мне грустно.

— Почему?

Я могла бы назвать тысячу вымышленных причин, но неожиданно для себя сказала правду:

— Потому что мне тридцать пять лет, но моя жизнь растрачена впустую. Я получила архитектурное образование, но не спроектировала ни одного здания. Я постоянно пишу, но моих романов не найти на прилавках книжных магазинов — прежде всего потому, что ни один из них не закончен. Я ничто, пустое место, и уйду в ничто, и ничего после меня не останется. И когда я думаю об этом…

Почувствовав, что голос становится сдавленным от слез, я замолчала и уставилась себе под ноги. Еще не хватало устроить здесь, на берегу Ливийского моря, сцену, достойную телевизионной мелодрамы.

Нейл помолчал, вежливо глядя в сторону. Потом протянул руку:

— Взгляни.

Перед нами на залитом солнцем скалистом плато лежали руины Феста.

— Четыре тысячи лет назад на этом месте стоял прекрасный дворец. Дворец царя Радаманта, сына Зевса и Европы. Это был величайший из правителей, чья держава, совместно с державой царя Миноса, столетиями господствовала на море, вселяя ужас и благоговение в сердца чужеземных царей и военачальников. Его подданные жили в роскоши и довольстве в своем процветающем просвещенном государстве, поклонялись могущественным богам, вели захватнические войны, переделывая мир по велению собственных прихотей и страстей. И что ты видишь сейчас? — Он сделал широкий жест, охватывающий крипту с двумя столбами, центральный двор и перистиль[23]->->. В слепящем свете послеполуденного солнца обнаженные раскопками руины казались еще более безжизненными. — Пески времени.

Его слова вошли мне в сердце, как нож. И сразу же после этого наступило облегчение.

— Я только хотела сказать…

Нейл встал и стоя продолжал смотреть в том же направлении, куда указывал рукой.

— Это не важно, Элена.