Тени в апельсиновой роще

Профессиональный охотник мог за три дня сафари заработать больше, чем два егеря за целый месяц. Довольные миллионеры не только оплачивали все расходы по содержанию, но и отваливали неслыханные чаевые.

— И все-таки правильно сделали, — сказал Фрэнк, — что запретили охоту.

Они собственными глазами видели, как от огромных стад слонов сохранилась лишь горстка; совершенно исчезли львы в районе, прилегающем к дороге Найроби — Момбаса. Не ввели бы запрета, и через десять лет дикого зверья не осталось бы и в помине, только старики бы помнили о нем.

Следопыты помолчали. Память унесла их в те далекие времена, когда они еще не встретились и не подружились — у каждого была своя насыщенная событиями жизнь, теперь есть что вспомнить.

— Ты прав, — вздохнул Фрэнк, — мы не молодеем. На прошлой неделе я, что называется, столкнулся с действительностью. Раньше я бы ни за что не подпустил так близко этого подонка... черт, даже не разглядел ножа, пока он не впился в меня, как разъяренная мамба. Два дюйма вправо, и он угодил бы мне в сердце, и тогда прощай, Фрэнк Бэркелл, охотник, егерь, истребитель браконьеров...

— Ты знаешь, что получит та четверка, которую мы задержали? — спросил Кимати.

— Ага, — ответил Фрэнк, — от силы пять лет, да еще срок им могут скостить за примерное поведение в тюряге. Черт возьми, я прямо-таки жалею, что не уложил их на месте.

— Мои мысли читаешь! — воскликнул Кимати. — Гонишься семь километров за вооруженным до зубов убийцей, то и дело уворачиваясь от его пуль, а когда он едва не попадает в пасть крокодилам, то ищет у тебя защиты. Где же справедливость? В самом деле, разрядить бы в него обойму и оставить на завтрак аллигаторам...

— От силы пять лет, — повторил Фрэнк.

— Следовало бы ввести для браконьеров смертную казнь, — сказал Кимати. — Ведь отправляют же на виселицу вооруженных грабителей.

Фрэнк бесстрастно покачал головой.

— Видать, убийство слона не считается разбоем. - Знаешь, о чем я думаю? — сказал Кимати. — Что-то тут не так, все это дело с дущком. Казалось бы, сколько браконьеров мы переловили, а назавтра на месте ликвидированной банды возникает две новых. Черт возьми, кто их вооружает, кто снабжает всем необходимым? В прошлом году, помнишь, мы захватили у них даже базуку. Бедные слоны, куда им супротив базуки!..

— Ровным счетом никаких шансов, — подтвердил Фрэнк, — да и наше с тобой дело плохо, ежели они все перейдут на такое оружие.

Кимати задумчиво покачал головой.

— Если и дальше так пойдет, с ними и армии не совладать. В самом деле, военные могли бы прийти нам на помощь. Им же на пользу — глотнули бы свежего воздуха, а то в казармах засиделись. Хлещут казенный спирт и ждут, когда война начнется. Пусть-ка порастрясут жирок.

— Видать, кто-то щедро платит браконьерам за слоновую кость, — выдержав паузу, сказал Фрэнк. — Куда девался блокнот, который я отобрал у бандита?

— Думаешь, в нем что-нибудь важное? — спросил Кимати.

— Все-таки где он?

— Я отдал его старшему егерю. Фрэнк пожал плечами.

— Заметь — обычно браконьеров защищают самые лучшие адвокаты, — продолжал Кимати. — Гоняешься всю ночь за убийцей, а суд его отпускает на все четыре стороны благодаря стараниям этих крючкотворов.

Он долил себе кофе.

— Знаешь, что я думаю? Зверье в конце концов все перебьют, а браконьеры останутся. И егерей они постепенно укокошат всех до единого. — Фрэнк лег на спину, таращась на звезды. Наконец он снова сел и спросил: — Как ты себя чувствуешь, Джонни?

— Отлично. — Кимати оторвал глаза от огня. — Почему ты спрашиваешь?

— Тебе по-прежнему нравится эта жизнь?

— Конечно, еще бы! — не замедлил ответить Кимати, но в голосе явно недоставало убежденности.

— Так ли? — переспросил Фрэнк. — Без всяких оговорок?

Кимати заколебался.

— Ты сам все сказал, дружище. Мы не становимся моложе.

Фрэнк подобрал ветку и раздумчиво стал ворошить ею головешки.

— О Софии вспомнил? — Это было скорее утверждение, а не вопрос.

— Угу, — отозвался Кимати, глубоко вздохнул, снова надел серебряный браслет на левое запястье, откинулся на спину и уставился на звезды.

— Винсент был ее свояком, — сказал он.

— Знаю, дружище, — сказал Фрэнк, — ну и что с того? Внезапно наступило молчание. В долине за холмом перекликались ночные птицы. В лощинке ухнула сова.

— Я хочу жениться на ней, — сказал Кимати.

— Почему? — спросил Фрэнк.

— Что «почему»? — Кимати порывисто сел. — Ну и дурацкий же вопрос! Почему люди женятся? Фрэнк пожал плечами. — Не знаю, как другие. Могу лишь рассказать, почему я это сделал.

— Почему же? — спросил Кимати.

— До множеству нелепых причин, — подумав, сказал  Фрэнк. — Потому что потерял голову от ее красоты, не отпускал Паулу от себя ни на шаг, боялся, как бы ее у меня не отбили; мне казалось, что легче умереть, чем ее лишиться.

Снова наступило молчание, нарушаемое лишь стрекотом цикад.

— Желание затуманило мне ум, — Фрэнк горько усмехнулся. — Но моя главная ошибка в том, что я верил, будто бы у нас с ней одинаковые взгляды, общие цели в жизни.