– Александр Яковлевич, – голос капитана возбужденно звенел, – нашли!..
Тело покрылось крупными пятнами, налетом слизи и распространяло тошнотворный гнилостный запах, конечности со следами въевшихся веревок были нелепо скрючены, рот приоткрыт в жутком оскале. Пустые вытекшие глазницы завершали отталкивающую картину. Рядом лежали обрезки веревок и два мешка – матерчатый и полиэтиленовый.
Шагах в пятидесяти угрюмый лейтенант строил взвод; у кучи свежевырытой земли остались тихо переговаривающиеся эксперты, кинолог с подвывающей овчаркой, Громов и Чижмин. На общем фоне выделялся фотограф – мельтешил, щелкал вспышкой. Впрочем, на него никто не обращал внимания…
Еще по дороге Голиков успел выяснить у Пошкурлата следующее. Поиски были продолжены в восьмом часу утра и вскоре кто-то из солдат натолкнулся на следы разрыхленного грунта метрах в двухстах от места происшествия. Через несколько минут «захоронение» вскрыли. На глубине полутора метров был обнаружен мешок с разложившимся трупом мужчины…
На лицах присутствующих то и дело проскальзывало ощущение смутной догадки, но высказываться вслух никто не решался.
К майору подошел Чижмин и отрапортовал, нервно покашливая. Из его информации Голиков почерпнул разве что факт отсутствия у убитого каких бы то ни было предметов и документов. Хотя в документах особой нужды не было. От, казалось бы, логично выстроенной версии в один миг ничего не осталось. Она рассыпалась, как карточный домик.
«Как же так, – ломал голову Голиков, – путь, по которому мы шли, замкнулся в начальной точке. За кем же мы, черт возьми, гонялись? За призраком, тенью?!»
В это время в кабинете Коваленко протекал оживленный разговор между начальником управления и Железновым.
– Талант, – убеждал последний, – заключается отнюдь не в умении построить очевидную для всех гипотезу. Талант выражается в способности предвидеть новые обстоятельства, скрытые до поры. А разложить по полочкам готовые данные может каждый.
– Павел Александрович, но ведь рассуждая подобным образом, мы теряем все критерии объективности.
– Объективность, – улыбнулся Железное, – есть способность принять правду в любом, даже самом неприглядном виде. А значит, готовность в любой момент и на любом уровне признать свои ошибки, а затем своевременно их исправить. И сегодняшняя находка – вовсе не случайное везение. Голиков интуитивно чувствовал, что там что-то должно быть. Неважно, что он рассчитывал на иной исход – дело-то на редкость запутанное. Главное, Александр Яковлевич глубоко проанализировал создавшуюся ситуацию и сумел убедить нас в необходимости поисков…
После того как тело увезли на экспертизу, Голиков незамедлительно вернулся в управление. В начале двенадцатого в кабинет влетел Мчедлишвили и на одном дыхании выпалил:
– Личность установлена. Борохович!
Голиков не оправдал надежд Реваза. Он не обрадовался, не удивился, а лишь устало кивнул, жестом предложив ему присесть.
– Способ убийства – удушение, – не дождавшись ответа, продолжил несколько разочарованный Мчедлишвили, – причем, «почерк» тот же, что и в случае с Северинцевой. Убийство произошло приблизительно месяц назад.
– Почему приблизительно? Я могу назвать точную дату, – перебил эксперта майор. – Восемнадцатого октября Петр Моисеев на несколько часов пережил Бороховича.
Заметив заинтересованный взгляд Реваза, Голиков добавил:
– Не вызывает сомнений, какой «груз» находился в машине.
– Все правильно, – Реваз положил на стол заключение экспертизы, где указывалось, что ворсинки тика на заднем сиденье такси остались от мешка, в который преступники «упаковали» тело Бороховича. – Интересно, Моисеев знал, что он везет?
– Меня и самого занимает этот вопрос, – вздохнул Голиков. – Но больше меня смущает другое: судьба Моисеева была предрешена, но почему его убрали в непосредственной близости от места, где захоронен Борохович?…
Еще через час майор делал доклад у Коваленко в присутствии Струкова.
– Наконец-то можно подвести черту! – бодро произнес Владимир Петрович, когда Голиков закончил. – Александр Яковлевич, позвольте мне искренне поздравить вас с успешным окончанием дела. Мы провели, не побоюсь громких слов, титаническую работу. Ни один вопрос не остался без ответа. Очаг преступности локализован. Блестяще, просто блестяще, Александр Яковлевич.
– Нет, – неожиданно сказал майор, – еще далеко не все ясно. Саркисов мог совершить все до единого убийства, но не он организатор преступлений. Хотя бы в силу своих ограниченных умственных способностей.
– Так за чем дело стало, – подхватил Струков. – Вы же сами ранее установили деловую связь между Кормилиным и Саркисовым. Правда, эта связь – одно из самых слабых мест в показаниях Ивана Трофимовича.