— Вот повестка, — негромко сказала мать и протянула Диме подрагивающей рукой повестку, где указывалось, что Серову Дмитрию Александровичу необходимо явиться 22 октября 1971 года к девяти часам утра в УВД к инспектору Л. Чижмину, имея при себе паспорт.
— Странно, — еле выдавил из себя Дима, чисто подсознательно понимая, что ничего странного в этом нет.
Серов зашел к себе в комнату, пробежал взглядом по зашарпанному шифоньеру, пружинной кровати и маленькому полированному столику, приютившемуся в углу. Цветная полосатая дорожка на полу и черно-белое небо за окном. Дима задохнулся. К горлу подкатил густой жгучий комок. Серов выбежал в прихожую схватил куртку и выскочил из квартиры, гулко хлопнул дверью.
В городе был час пик. Светофоры на перекрестках азартно пульсировали, словно пытаясь растасовать гигантскую колоду из пешеходов, автомашин и электротранспорта. Дмитрий отрешенно пробился сквозь шевелящийся хвост длинной очереди, вытянувшейся из универсама. Он толкал прохожих, его толкали, но внимания на происходящее вокруг он не обращал. Через десять минут Серов был у набережной — конечной цели его маршрута. Вода, темная и спокойная, размеренно текла по измельчавшему руслу, как будто унося за собой время.
Дмитрий закурил, облокотился на ограждение и невольно начал вспоминать то, о чем пытался забыть уже много дней…
Дима был единственным сыном в семье. С детских лет отец приучил его к слесарному и токарному ремеслу, а после окончания школы взял к себе на завод учеником токаря. Дмитрий с увлечением читал книги по оружейному делу, мечтал работать творчески, стать знаменитым конструктором-оружейником. Этот энтузиазм в полной мере поддерживался отцом, который, не затрагивая самолюбия юноши, давал тактичные советы, направляя его по жизни.
Внезапная смерть отца глубоко потрясла Дмитрия. Реальность потеряла для него основной, крепящий стержень. Дима замкнулся, ушел в себя, старался избегать встреч с бывшими одноклассниками. Но жизнь брала свое.
Довольно скоро Серов познакомился на заводе с Севой Никольским, который работал слесарем. Дима никогда не признался бы сам себе, почему его так тянуло к Никольскому, но иметь товарища, который старше тебя на четыре года (Севе уже исполнилось 22), — это приятно. После работы Сева играл на гитаре в ансамбле при кафе и часто по утрам, встречая на работе приятеля, Дима чувствовал, как от него несет перегаром вчерашней выпивки.
Как-то Сева попросил сделать детали для своего знакомого. Через пару дней заказ был выполнен. И вот однажды вечером, после смены…
…Севу, парня высокого и слегка сутулого, Дима заметил, как только миновал вертушку со спящей на складном стульчике бабулей в сером тулупе. «Поджидает, — быстро подумал Серов, — зачем? Сказать, что плохо сделал? Или ему одному скучно тащиться до остановки?»
— Слушай, Димка, — добродушное, немного одутловатое лицо приятеля расплылось в улыбке, — да ты просто негодник. Ведь получается, что детали ты сделал бесплатно. А так не пойдет.
— Я в деньгах не нуждаюсь, — вспыхнул Дима.
— Э, брось ты! Что за меркантильные мысли? Я имел в виду пригласить тебя вечерком в «Чернильницу».
— Тогда другое дело. — согласился Серов. — Где и во сколько встречаемся?
«Чернильницей» они называли между собой кафе при ДК железнодорожников за голубые разводы на облицованных плиткой стенах, синие скатерти на столах и по некоторым другим причинам, имеющим отношение к ассортименту напитков. В тот вечер уже собралось довольно много народу, была занята большая часть столиков, расположенных тремя геометрически правильными рядами. Сева моментально выискал свободные места и приятели присели.
Окунувшись в непривычную атмосферу, Дима довольно быстро акклиматизировался и начал с интересом осматриваться.
— И сколько времени здесь царит трезвый образ жизни? — осведомился он.
— Со дня открытия, — рассеянно ответил Никольский, нетерпеливо поглядывая на часы.
На огненно-желтой эстраде, располагавшейся в глубине зала, ударник начал серию хитов, когда двери распахнулись, впустив двух новых посетителей. Один из них был в потертых джинсах, ковбойке с расстегнутой верхней пуговицей, темных полусапожках. На указательном пальце он покручивал номерок от гардероба. Второй тоже выделялся, но отнюдь не одеждой, невыразительной до неприметности. Худые руки и длинные музыкальные пальцы, тонкие черты лица и светло-золотистые волосы.
Они подошли к столику, где расположились Дима с Севой.
— Знакомьтесь, — сказал Никольский после короткого рукопожатия.
— Гена, — представился первый.
— Дмитрий.
— Толик, — покровительственно улыбнулся второй.
— Очень приятно, — пробормотал Серов, бросая укоризненные взгляды на Севу, мол, чего не предупредил.
— Надо выпить за знакомство, — предложил Толик. — Гена, сбегай за бутылочкой коньяка, а то пока дождешься эту официантку.
Гена, что-то неодобрительно бурча, отправился в буфет, а Толик опять улыбнулся, сверкнув белыми зубами, и, положив локти на стол, подпер руками подбородок.
— Дима, — спросил он, — так это ты сам сделал детали?