Тени в переулке

Устроились в ресторане за самым удобным столиком под зеркалом. А через час, когда мы уже неплохо проводили прошедший год, в ресторан завалилась театральная компания во главе с моим московским товарищем драматургом Левой Тимофеевым.

Вот это был настоящий новогодний сюрприз. Столы, конечно, сдвинулись, и началась гулянка.

– Мы с соавтором, – Лева обнял высокого, прекрасно одетого человека, – отмечаем маленькую победу: министерство культуры республики приняло нашу пьесу.

– Пришлось с ними повозиться… – глубокомысленно изрек Левин соавтор. – А ведь я вас знаю.

Конечно, он меня знал. И я его тоже. Только даже в страшном сне мне бы не пригрезилось, что он драматург. Звали этого человека Георгий Михайлович Косачевский – Гога. …Ах, ресторан «Аврора». Самое злачное место Москвы 50-х. Лепнина, отделанная золотом, зеркала, чучело медведя с подносом у входа, метр Сахаров, бесстрашный боец МГБ, и джаз знаменитого ударника Лаце Олаха.

Каждый вечер там гуляла трудовая-деловая интеллигенция Москвы. Резвились так, словно это был их последний день. Мужчины в костюмах из жатки, сшитых или в Риге, или у самого Рубинчика Зингера. Дамы в парче и тафте, украшенные драгоценностями. Эти компании всегда занимали столики с левой стороны ресторана, у огромных окон. Как шутил один мой знакомый: «Чтобы было куда прыгать, когда за ними придут». Но при мне, во всяком случае, за ними никто не приходил.

Вот там-то я впервые и увидел Гогу. Он был лет на семь старше меня и в этой весьма деловой компании пользовался авторитетом… Потом я надолго уехал из Москвы, а когда вернулся, по-прежнему встречал Гогу в центровых кабаках.

И вот в заметенном пургой Петропавловске выясняется, что Георгий Косачевский – простой советский драматург.

* * *

Знаменитый подпольный делец, покойный ныне Виктор Иванович Капуста, потерявший практически все после гайдаровских реформ, сказал мне:

– Время Леонида Ильича Брежнева было для нас золотым веком. Деньги сами шли в руки.

Если судить по сводкам МВД и рассказам бывалых оперативников, так называемый «застой», породивший чудовищный дефицит, стал питательным бульоном. Подпольные цеха размножались в нем в геометрической прогрессии.

При блаженной памяти царствовании Хрущева с дефицитом тоже все было в порядке, иначе драматург Гога не организовал бы одну из самых крупных афер того времени.

Когда мы пили белое хлебное вино в завьюженном Петропавловске, в далекой столице под крышей крупнейшего универмага «Москва» вовсю работал подпольный трикотажный цех. Руководила магазином партийная дама, подруга Екатерины Фурцевой. Она была единственным директором универмага, избранной в члены Московского ГК КПСС. Пользуясь своими связями, дама пробила разрешение Министерства торговли на открытие в магазине трикотажной мастерской.

На столь прибыльное дело необходимы были большие деньги. Их вложил в трикотаж Гога-драматург. Начальником мастерской, а вернее, огромного цеха, оснащенного современным оборудованием, стал Александр Хейфиц.

На прилавки московских магазинов начали поступать летние мужские рубашки из добротного трикотажа, майки, женское белье и самый большой дефицит – детская летняя одежда.

Почти пять лет цеховики трудились не покладая рук. За это время они «обули» государство на 4,2 миллиона рублей. Конечно, не все деньги были закопаны в тайниках на дачных участках. Крупная сумма, как меня заверили знающие люди – больше миллиона, ушла Гоге. Большие деньги получили партийные вожди, опекающие директрису, остальные были поделены.

Александра Хейфица арестовали. Вместе с ним взяли и его зама Юрия Евгеньева. Самый справедливый советский суд отвесил им высшую меру. А вот директриса проходила по делу только как свидетель. Партия не поощряла избиение собственных кадров. Поднять руку на члена ГК КПСС, депутата Моссовета, подругу Екатерины Фурцевой – такого допустить невозможно. Но, конечно, ее освободили от работы и перевели на другую руководящую должность.

* * *

Мне приходилось часто сталкиваться с Гогой-драматургом в Доме журналистов. Клубный ресторан стал его любимым местом. Он накрывал шикарные столы своим гостям: партработникам, дельцам из министерств, милицейским генералам. Дорогого гостя встречал сам грозный директор дома, отставной адмирал Иван Иванович Золин.

Много позже мне рассказали, почему Гога-драматург ни разу не сел в тюрьму. Свои доходы он легализовал, попав в профессиональные драматурги, о чем говорилось в красивом удостоверении, которое он носил в кармане. Он был соавтором четырех пьес и двух киносценариев, фильмы по которым поставили на среднеазиатских студиях.

Несколько лет назад Лева Тимофеев, смеясь, рассказал мне, какие деньги платил Гога за счастливую возможность увидеть свое имя на театральных афишах.

Но главное, как поведал мне энциклопедист теневого мира, Гога никогда не увлекался. Он математически точно рассчитывал каждую аферу. Он создавал производство. За месяц работы вложенные деньги возвращались. Еще два месяца подпольный цех давал чистую прибыль. И закрывался. Был цех – и нет цеха. Ищите.