Тени в цветных аллеях

Сновиденийному Космачу многое что не нравится. Например, ему не нравится домовладелица Л.

13 сентября.

Бывшая запретная зона. Совершали с Л. прогулку, но как-то сбились с пути и не вышли к разрушенному КПП. Другую дорогу, на которой оказались, выйдя с тропы, перегораживала лежащая на боку геодезическая вышка. Упавшая или поваленная? Вывернутая с бетонным основанием…

У этого основания лежал мертвый грач с огромным клювом. Из-под крыла у него торчала рачья клешня! А-ах! Вдруг, указав резко вытянувшейся синей клешней на дорогу, пернатый подохлец рванулся, скакнул в кусты, исчез…

Прошли шагов двадцать в направлении, указанном монстром. Дорога сворачивала. И здесь… Словно удар током!

– А – а – а- а! – натужно закричала Л.

Гигантский белый зверь-привидение глянул из-за поворота, в один миг уничтожил все мысли и намерения. Память мира исчезла…

Ветер преисподней! Прошли две минуты. Но что на самом деле там белеется, что за нелепая гора? Я подошел к ней ближе. Огромная глыба известняка! И всего только! Горка в два роста человека… Откуда она здесь взялась? Выгравированная неведомыми океанскими волнами кажимость проступала при взгляде сбоку… На то, что показалось головой зверя, был надет, как кокошник, обод тележного колеса, а из "хребта" зверя торчал кем-то забитый металлический угольник. Фрагмент человеческого черепа с одной глазницей притулился рядом на чахлой травке.

Гм! По другую сторону глыбы сидел троюродный братец Л. и ухмылялся…

Слишком много у Л. братцев! Родные – глупые безобидные богатыри, малость грешники. А вот от родственников на киселе ничего хорошего ждать не приходится.

Да! Явление покуривающего братца похуже привидения! Озарение таким не бывает.

14 сентября.

Какая-то волевая волна не позволяет рыться в воспоминаниях, образах. Переводная картинка яснеет после снятия подложки – что-то было намечено с другой стороны. Но можно представить и такую картинку, которая по мере протирания меняется, не уподобляется первоначальному нечеткому облику.

Соседние хоромы – вот они, за кущами. Да не один здесь сад: много следов бывших оград, ворота без досок забора в линии бурьяна, перемычки, полуразрушенные постройки… Сохранился даже грибок, под которым когда-то стоял часовой. И всё пустыри, заброшенные насаждения, до которых никому нет дела. Всем хватает и собственных. Но приятно, что вокруг сады, самовозобновляющиеся клумбы с цветущими разнокалиберными растениями среди сплошных зарослей китайской ромашки, мака и полыни. Так и Л.: кто она? своя? чужая? домашняя? дикая? Устроила мало кому известную гостиницу для шоферов у грунтового ответвления трассы. Поселила братьев в сарае, отапливаемом чугунной печкой, а дом сдала учителям. Всё это в заброшенности, заросшести, среди массы засыпанных колодцев, образующих рисунки созвездий. Источник наичистейшей воды уже три года бьет прямо из прокопченного фундамента кузницы… Чем и почему он был заткнут? Л. и есть заткнутый фонтан, но чего? Только делает вид, что смеется, улыбается, а на самом деле это ей не надо, ни к чему; оскал – что-то лишнее, чужеродное; все одежды с длинными рукавами, иначе почему-то нельзя и чувствуется, что ей никогда не жарко, не бывает понятия "жарко": для того чтобы отжареть надо уж совсем вывалиться в мир, а можно только делать вид, что в нем находишься.

15 сентября.

Приснился Космач, бьющий Л. банной шайкой по голове. Шел нескончаемый поток снофильмов.

В сновидениях всегда казалось, что плыву по извилинам мозга – не того лживого серого студня, который находится в голове и является пустяковым оптическим обманом, но – по извилинам н а с т о я щ е г о мозга, в котором нет клеток и волокон, в котором зарождаются пространство и время, кишат триллионы иллюзий-сновидений, сплетаются в лабиринтах свода, бросают отражения, опять расщепляются, и некоторые из этих расщепленных сновидений почему-то кажутся рутинной явью. Я подплывал к ней близко: так, кое-как сработанные декорации, блажь поверхностная, что легко забывается, будто ее и не было…

19 сентября.

Песок, грязь и копание в ямах стали хуже ада. Золотая жила не кончалась, металл не иссякал, и только потеря самородка подвигла нас с Л. на преступление – мы не довели работу до конца.

Самородок мы увидели под корнями полувылезшей из земли пихты, когда спускались с горы, пытаясь найти более короткий путь через лес. Я удивился: как это растущее на обрыве дерево не падает – его корни повисли в воздухе. Вдруг в корнях слабо сверкнуло… Кусок металла еле поддерживали в состоянии равновесия отростки мертвой поросли. Еще немного – и он исчез бы навсегда.

Идти к КПП и к тому месту, где мы держали намытое золото, было рановато. Так завернутый в парашютную ткань самородок – унций в двадцать – оказался не в тайнике, а в дупле старой, еще не ветхой ольхи. Несколько раз мы подходили им полюбоваться. С одной стороны, он отдаленно напоминал панцирь черепахи, с другой – сидящего на льдине моржа. Самородок был всегда немного теплым: он состоял из двух самородков разного золота, сращенных в один.