Тени возмездия

Бар «У боцмана и каракатицы» оказался еще той забегаловкой. В зале висел плотный туман табачного дыма и устойчивый запах спиртного. Пьяные докеры и моряки всех мастей создавали неповторимую атмосферу вавилона. Любой трезвый или одинокий вызывал пристальное недоброжелательное внимание. Пока Север шел от двери до стойки, его пару раз пытались схватить за рукав пиджака. Троих нахохлившихся русских моряков он приметил сразу. Трое здоровых бородатых мужиков с неприязнью смотрели на окружающих. Их коробило от грязи, ругани, вони. Видимо, тот, кто выбирал место встречи, ориентировался только по туристической карте, не представляя, что это в реальности. На столе у советских моряков сиротливо стояли три кружки пива и блокнот с тиснением «Китобойная флотилия “Слава”». Такого здесь точно никогда не было. Хорошо, хоть не партбилет Москва выбрала в виде опознавательного знака. Беседовать в таких условиях было нереально.

Матвей, имитируя нетвердую походку, опасно размахивая кружкой с пивом, подошел к столу китобоев.

— Русские? Мой отец потерял ногу на войне, — начал он на ломаном немецком. — Он был танкистом. Ты танкист?

— Что он хочет? — спросил один из моряков, обращаясь, судя по всему, к старшему.

— Немец. Говорит, что его отец остался без ноги на войне.

— Так, может, дать ему в морду. Добавить за папеньку?

— Нельзя, Гога. Не поддавайся на провокацию. Ждем контакта, — старший старался даже не смотреть на Матвея, всем своим видом игнорируя его.

— Идем выйдем, русский, — настаивал Матвей.

— Мамай, давай я с ним выйду, — попросился у старшего другой моряк.

— Сиди ровно, Змей.

— Ты трус. Все вы трусы, — не унимался Север.

Такие ситуации в «Боцмане и каракатице» возникали постоянно, поэтому никто и не обратил на них внимания. Другое дело, если бы четверо трезвых мужиков стали тут шептаться. Такое здесь точно бы не спустили.

— Достал, сволочь недобитая, — заявил старший. — Сидите здесь, ждите. А я пойду с ним выйду, разомнусь.

Матвей вышел первым и направился за угол. Следом пыхтел китобой, сжимая здоровые кулаки. Вокруг никого не было.

— Кустанай, — спокойно, даже с улыбкой сказал пароль Север.

Моряк опешил, но быстро пришел в себя:

— Воркута. Так это ты?

— Я. Отправляй своих ребят назад на судно, нечего им тут делать, а мы с тобой прокатимся. Покажу тебе объект, прикинем, как его будем брать. Вон, видишь машину?

— «Форд»?

— Буду тебя в ней ждать.

Через несколько минут китобой подсел в машину к Матвею. Он протянул руку, которую так и хотелось назвать лапой:

— Мамай.

— Север. Здесь меня кличут Серхио. Ты по-испански говоришь?

— Говорю не очень, но понимаю.

— Ладно, поехали.

— Слушай, Север, дай я сяду за руль. Никогда на такой машине не ездил, — попросил собеседник. — Это же Ford Custom 300, восемь цилиндров, пять с половиной литров движок, задний мост, трехдиапазонная автоматическая коробка передач. Мечта поэта.

— Не боишься местного ОРУДа? — уступая место за рулем, улыбнулся разведчик.

— Видно, давно ты дома не был, друг. Теперь у нас со следующего года будет уже не отдел регулирования уличного движения, ОРУД, а ГАИ.

— Чем короче, тем страшнее. Немцы в таких случаях говорят: «Der Wolf ändert wohl das Haar, doch bleibt er, wie er war», что переводится как «волк каждый год линяет, а нрава не меняет».

— Правильные слова. Показывай дорогу, товарищ. Поехали.

Они припарковались вне зоны видимости из виллы. Перелеском подобрались поближе. Север захватил с собой бинокль.

— Шикарная вещь, — восхитился Мамай. — Морской бинокль, мечта командора.

— Как ты определил, что он морской? На нем не написано.

— Эх, сухопутная ты черепаха, — сокрушался китобой. — Смотри, обрезиненный корпус, просветленные линзы, заполнен газом, влагостойкость шестого уровня. Это значит, что его даже в воду погружать можно. Кроме того, повышенная до двенадцати кратность увеличения, встроенный компас с подсветкой, нанесена сетка дальномера.

— Да понял я, что ты не только в машинах разбираешься. На дерево полезешь?

— Полезу.

— Давай в темпе. Что находится внутри двора, я тебе потом обрисую.

У моряка назрел целый список вопросов, Матвей терпеливо объяснял.

— Откуда ты знаешь, что наш объект там?

— Повезло. Барсук знает Морзе и отстучал, что он в крайней камере на востоке. Твои предложения по его вызволению?

— Втихаря взять не получится, значит, штурм. Перелезаем через забор, подрываем входную дверь. Один боец разбирается с дежурным охранником, один идет в подвал вызволять пленника, двое — наверх разбираться с другими.

— Хорошо, давай пройдем по слабым местам. Забор мы одолеем. Подрыв входной двери, залетаем, это десять-пятнадцать секунд. Исходим из того, что наверху в охране не лопухи, а бойцы с опытом антипартизанской борьбы. Они тут в горах и пампасах давно воюют. Так вот они за это время успеют выскочить, схватить оружие и засесть наверху лестницы. Очень выгодная позиция. Даже если я успею проскочить вниз и освободить Барсука, кстати, дверь камеры наверняка тоже надо будет подрывать, ключи искать некогда будет. На обратной дороге мы окажемся под обстрелом. Так?

— Так, — вынужден был согласиться Мамай.