Тени возвращаются

Илар жадно напился и смочил кожу. Затем обернулся и посмотрел в сторону Алека, спавшего на земле.

— Так это тот единственный, кого ты по-настоящему полюбил, мм? Не скажу, чтобы я так уж осуждал тебя. У него доброе сердце.

— Не для тех, кто его предал, — мягко возразил Серегил.

— Мне жаль, что так получилось. Однако ты же не думаешь, что у меня был какой-то выбор? Илбан приказал, я должен был повиноваться.

— Прекрати называть его так! Теперь ты свободен. У ауренфейе не может быть хозяина.

Тихий смех Илара был горек.

— Разве мы всё ещё можем так себя называть?

— Так говорит кровь, которая течет в наших жилах, что бы кто ни сказал, и что бы с нами ни делал.

— Понятно. Что ж, попробую следовать твоему совету, пока кто-нибудь не увидит меня голым. Бани станут моим любимым местом, тебе не кажется?

— Жалость к себе, знаешь ли, не слишком конструктивное чувство. И уж точно не слишком привлекательное.

— Простите, илбан, — горький сарказм возвратился к Илару.

Серегил воздержался от ехидного замечания, не желая разбудить Алека. Даже во сне у юноши не исчезали из-под глаз темные круги, выдававшие его крайнюю усталость. Он лежал, свернувшись на боку, и положив голову на узел с вещами, с Себранном, как обычно уютно пристроившимся возле его груди.

— Поначалу, когда меня сослали, мне очень хотелось умереть, но я был слишком молод и не решился осуществить это желание, — тихим голосом признался Серегил. — Потом это прошло, хотя позор, конечно, остался… Что бы ты себе ни думал, а идти на суд Идрилейн, будучи покрытым позором, вещь далеко не из приятных. Каждый знает, почему ты там, и что ты натворил. Но один мудрый друг сказал мне: когда ведешь себя, как побитая собака, то и люди воспринимают тебя таковым, а если хочешь когда-нибудь снова добиться уважения, следует научиться гордо держать голову.

— Легко сказать, — Илар отвернулся и уставился на закатное солнце:- Я такой грязный.

Серегил сначала подумал, что он говорит о своем душевном состоянии, но тот добавил:

— Плеск этого ручья сводит меня с ума. Прошу тебя, дозволь мне помыться.

Серегил засомневался, хотя сама идея ему понравилась. За весь день они не услышали и не увидели ни одного человека, а ручей, извивавшийся между деревьев, бежал прямо под горкой, на которой они сидели сейчас. Солнце почти село, и наверху, сквозь ветки, уже виднелись первые звездочки.

— Ладно. Покараулим друг друга.

Первым пошел Серегил. Оставив свой меч в пределах легкой досягаемости, он снял с себя грязную одежду и присел на корточки на глинистом берегу, пытаясь смыть пот и дурной запах. Он оглядел правую руку — то место, где когда-то было клеймо — и остался доволен, что не придется ходить весь остаток жизни с этим живым напоминанием о случившемся. Уже и то было ужасно, что он позволил им с Алеком вот так вот попасться: и особенно виноватым он чувствовал себя из-за того, что так долго им приходится выбираться обратно к свободе.

Слишком долго, даже если такова цена за то существо, созданное из его плоти. И которое он любит так, будто это действительно его ребенок.

Серегил наклонился к ручью промыть волосы, снова думая о пророчестве оракула. Если это не свершение пророчества, то всё же чертовски похоже на то.

Он с удовольствием ощутил, как холодная вода ласкает кожу головы. Он чуть-чуть помедлил, потом сел и как собака потряс головой, разбрызгивая вокруг себя капельки воды.

— Ну, дай же и мне сполоснуться.

Серегил глянул через плечо и с удивлением обнаружил Илара прямо возле себя. "Он же фейе, в конце концов", — подумалось ему, хотя Серегилу по-прежнему не нравилось, когда тот вот так к нему подкрадывался.

Илар утер лицо рукавом, размазав по щеке полоску грязи.

— Мне-то нужно мыть меньше, а, хаба?

— Не называй меня так, — вспыхнул Серегил, больше по привычке, чем гневаясь на самом деле.

— Прости. Но я всегда думал о тебе только так.

— И всё равно, не смей, — прорычал Серегил, продолжив своё занятие.

— Мне жаль, что Алек никак не сможет простить меня. Знаешь, мне он и в самом деле нравится. Было нелегко поступать с ним так, но я не мог иначе.

— Это ты так говоришь всё время, — фыркнул Серегил, умываясь.

Легкое прикосновение к своему плечу его испугало. Он отбросил руку Илара и вскочил. Ручейки воды побежали с его груди, намочив спереди его штаны.

— Будь ты проклят! Чего тебе надо?

Илар шагнул ближе.

— Чтобы ты простил меня, наконец, Серегил. Я не могу понять: ты спас мою жизнь, но по-прежнему бежишь от меня, как от чумной крысы. Почему тогда ты не убил меня или не оставил, когда была такая возможность?

— Я и сам сто раз спрашивал себя об этом.

Илар пригладил рукой подол своей грязной одежды.

— Ты же и правда не знал, что случилось со мной? Ты считал, что я, как и ты, наслаждаюсь свободой?

И снова, подумалось Серегилу: его сердце словно потянули на маленьком рыболовном крючке.

Не сводя с него глаз, Илар развязал шнурки на шее и стянул тунику через голову, обнажая своё израненное тело — со всеми шрамами, рубцами и ужасающей пустотой между ногами.