Тени возвращаются

— Это не страх, — Серегил раздраженно дернул Алека за косичку, — просто это не имеет смысла — Серегил резко поднявшись, кинулся ничком на кровать, — Зачем мы вернулись? Чтобы стать мальчиками на побегушках у скучающей знати? Жаль, что мы не остались в горах, охотясь на волков и валяясь на травке.

Алек опустился с ним рядом, обреченно вздохнув. Серегил всегда становился невыносимым, когда начинал маяться от скуки.

— Может Магиана…

— Она никогда не нуждалась в нашей помощи. Она — ученый, а не наблюдатель. Если бы Фория проглотила свою гордость и вернула бы Клиа и Теро из Гедре, может быть все сложилось бы по-другому. — Он вынул брошь и посмотрел на нее с отвращением, — Хорошо хоть в таких вот делишках нет недостатка.

Глава 2. Многовато, и всё же Недостаточно

ФОРИЯ СО СВОИМ ВОЙСКОМ вернулась в Римини в конце месяца ризин и до города добиралась верхом по дороге Гавани, сопровождаемая холодным осенним дождем и остатками осыпающихся красных с золотом листьев. Официальная Встреча должна была состояться лишь на следующий день, но сам её въезд в город был обставлен с такими церемониями и пышностью, словно праздновали окончание войны, а не короткое сезонное перемирие, вынужденное — из-за невозможности продолжения военных действий.

Достижение полного мира все ещё оставалось чем-то призрачным, но Фория, тем не менее, издала приказ, устанавливающий ещё один праздник в календаре — День Возвращения Героев. Суть его была в праздновании уже одержанных побед — конечно, безо всякого упоминания о поражениях — и почитании памяти павших. То же самое она уже сделала в прошлом году, когда надежды ещё были весьма радужными.

Намокшие под дождём знамёна и позолоченные щиты, развешанные по улицам, в этом году выглядели более жалкими, подумалось Алеку, когда он и Серегил стояли в толпе народа возле стены Морского Рынка, отлично защищавшей от ледяного и промозглого бриза. Отсюда им была хорошо видна королева, когда она проезжала — блистательная, несмотря на пасмурный день, в своих украшенных золотом шлеме и нагруднике, с огромным Мечом Герилейн, который она держала навытяжку перед собой. Этот древний клинок был самым могущественным символом ее власти — как правителя и как верховного главнокомандующего государства — гораздо более чем даже королевская корона. Когда Алек впервые увидел мать Фории, на Идрилейн были эти самые доспехи, и этот меч тоже принадлежал ей.

Брат-близнец Фории, Принц Коратан, ехал от неё по правую руку. Теперь он стал Наместником, и было странно видеть его, столь же достойного воина, что и она, одетым в гражданскую одежду и плоскую бархатную шляпу, а не в униформу главнокомандующего. Его тронутые сединой белокурые волосы были все еще длинны — этим он отличался от большинства придворных. Сидя на своём огромном вороном скакуне с непринужденностью истинного вояки, он выглядел очень изысканно и по-королевски. В отличие от Фории и их младшей сестры Аралэйн, он всегда был дружелюбен с Серегилом, а также с его сводной сестрой Клиа. Этим он Алеку и нравился.

Дождь сыпал всё сильнее, но они не уходили, пересчитывая полки и знамена. Ко времени, когда мимо них промаршировал последний солдат, Алек успел прикинуть, что она потеряла почти пятьсот человек, и это было только войско Римини, которое они видели своими собственными глазами. Повозки же с погребальными урнами в официальную часть церемонии никогда не входили.

— Пойдём, — наконец сказал Серегил, клацая зубами. — Кавиши должно быть уже прибыли.

Они незаметно пристроились на задок проезжавшей мимо повозки и так добрались обратно до Улицы Колеса, где обнаружили в своей расписной гостиной Микама и всё его семейство, с нетерпением дожидавшихся их.

Кари тут же схватила Алека в объятья, стараясь при этом не уронить со своего бедра трехлетнего рыжеволосого Герина. Ребенок потянулся и уцепился за косичку Алека.

— Тятя…Aрек! -

— Вот он, мой золотой мальчик! — закричала Кари, звонко целуя Алека в обе щеки. — И за всё восхитительное прошлое лето вы лишь дважды соизволили выбраться в Уотермид? Чем это, интересно, вы с Серегилом были так заняты?

— Незачем спрашивать, любовь моя, ты и сама прекрасно знаешь, — хохотнул Микам и захромал к Серегилу, чтобы обменяться с ним рукопожатиями. Для поездки в город он надел свой лучший наряд: красивый расшитый камзол, дорогую перевязь для меча, и опирался на полированную трость с рукояткой слоновой кости, вырезанной в форме рыбы — подарок Серегила.

Всё ещё больно было видеть его таким, с его негнущейся ногой — напоминанием о том роковом дне, четыре года назад. Тот день каждому оставил на память рану: рана Микама была самой очевидной, но рана Серегила — безусловно, самой глубокой. Единственный раз, когда он пожаловался на неё, была та ночь, когда он очнулся с криками и слезами, весь в холодном поту. И больше ни разу — когда уже пришёл в себя и мог держать свои чувства под контролем. Серегил сжал в объятьях своего старого друга, затем огляделся.

— А где это моя птичка?