— Отец Георг, — устало ответил я, сбрасывая руку мары с плеча. — Мы опять возвращаемся к давешнему спору. Зло, совершенное из лучших побуждений, все равно останется злом. А злой человек даже из корыстных побуждений может совершить невольное добро, и оно все равно будет благом. Что толку от того, что я понимаю, что превращаюсь в чудовище? Я не могу это остановить. Я хочу бросить все силы на то, чтобы предотвратить войну между княжеством и Орденом, отстроить вместе с вами новый собор на том острове, а еще…
Я замолчал ненадолго. У Эмиля и Софи родился сын. Глаза у него были серые. Пугающе светлые, почти прозрачные. В письме из Кльечи Мартен поделился радостью. У них с Пионой тоже родился сын. С бесцветно серыми глазами. Я не сомневался, кого родит Юля, и какого оттенка серого будут глаза у мальчика.
— Я должен присмотреть за Шестыми.
— Ты о чем?
— Вы никогда не задумывались, насколько ненадежно передавать какие-то знания, полагаясь на кровное наследование? Ведь род легко может прерваться.
— Ну… Род Шестой и прервется, если ты не женишься на Хриз и…
— Она больше не Шестая! — резко ответил я. — Она начала перерождаться еще до Источника. В детях. Ее безумие заразило… их родителей.
— Кысей, по-моему, ты бредишь.
— Ну да… я же схожу с ума. Зачем слушать мои безумные бредни? Так обычно Хриз говорила и оказывалась права, а я ей не верил… Но вы сами подумайте. Если бы вы были на месте той первой Шестой и знали, в какую пучину безумия погружается весь мир, положились бы на то, что знания сохранит один-единственный род? Или, имея ту мощь, какой владели предки, не придумали бы механизм, как передать и усилить проклятие в других? В тех, кто общается, живет рядом, любит Шестую? Почему двести лет, а? Почему Источник должен очищать знания раз в двести лет? Что за это время происходит? А я вам скажу, что! Проклятие не просто накапливает грехи в Шестой, оно копит знания! Не просто передает то, что было заложено, нет! Хриз притягивала к себе все безумие, все колдовство! Где бы она ни появилась, тут же обнаруживались колдуны! Словно грибы после дождя вылезали на свет божий! И она впитывала их, как губка! Почему? Потому что та первая Шестая наверняка хотела не только сохранить знания, но и найти новые! Понять, почему с их миром такое случилось! Почему он стал безумным! Эта ваша Искра! Зачем она, а? Источник хранил, но очищала-то Искра! Анализировала, копила, а может и создавала… что-то новое. Новый мир…
Я выдохся и замолчал, невидяще уставившись в огонь. За окном дождь уже не моросил, а лил сплошной стеной. Потемнело. Ныла голова в предчувствии еще одной грозы.
— Знаешь, Кысей, ты прав относительно Искры, возможно, правильно догадался и про перерождение. Но ты не прав в другом.
— В чем?
— В том, что собираешься принести себя в жертву.
Громкий требовательный стук в парадную дверь не дал мне возможности возразить. Старик второй день маялся болями в суставах, поэтому я вместо него встал и направился к двери. Обитель ордена когниматов вынужденно приютила нас, но вскоре братья из хозяев превратились в бесправных постояльцев. Орден Шестой в моем лице доказал свое право на власть посредством страшных чудес на море, о которых уже пошла молва. А еще одно предупреждение, тоже сделанное мною, спасло нашу флотилию от ловушки в Окорчемском проливе. Джеймс Рыбальски, пусть и давно мертвый, выбалтывал мне ценные сведения, а я прикрывался чудесами и творил синее колдовство. Чудовище…
Бывшее чудовище стояло на пороге, промокшее до нитки. И взгляд ее серых ледяных глаз не предвещал ничего хорошего.
— Ну здравствуй, женишок. Сбежать надумал?
Хотелось закрыть глаза, даже зажмуриться, чтобы она исчезла, растворилась в пелене дождя вместе с наваждением. Ей нельзя находиться рядом со мной. Словно почуяв мое малодушное желание захлопнуть дверь у нее перед носом, она ловко всунула ногу в дверной проем и толкнула меня в грудь.
— Учти, я хочу пышную свадьбу!
— Я не… — промямлил я.
Хриз уже отодвинула меня в сторону и, задев бедром, прошла вглубь дома, безошибочно направляясь в гостиную к теплу камина и оставляя после себя мокрые следы. Я запоздало зажмурился и помотал головой. Рыбальски все зудел над ухом:
— Где же мой сыночек? Лука, малыш, ты где?..
Не выдержав, я огрызнулся на мару:
— Вон твой сыночек, в гостиную потопал! В доченьку превратился и теперь замуж за меня рвется!..
Рыбальски запнулся на полуслове, вытаращив глаза и открыв рот, потом ринулся за Хриз. Я захлопнул дверь с такой силой, что с потолка посыпалась побелка.
— Как мило, что вы заглянули на огонек, — отец Георг невозмутимо завел светскую беседу.
— Как мило, что вам мило, — раздраженно передразнила старика Хриз, подвигая кресло поближе к камину и распуская волосы, чтобы подсушить их. — Когда свадьбу играть будем?