Тени заезжего балагана

Тэцудзи вдруг понял, что так взволновало его в рассказе старика. Он вспомнил, как одна старая служанка, которая приехала вместе с его матерью с севера, рассказывала ему о женщине, которая всегда носила при себе кошачью маску и могла оборачиваться кошкой, надев её.

В ту пору Тэцудзи был слишком мал, чтобы придать серьёзное значение её словам. Но теперь, когда принц смотрел на взволнованное лицо старика Кудо – единственного человека, который мог допустить то, что перед ним сидела не простая обезьяна, – он понял, как эта вера может сыграть ему на руку.

Старик повернулся к Тэцудзи и пристально уставился на него.

– Поэтому смотрю я на тебя и думаю – а вдруг ты тоже колдун? Слишком уж умная морда у тебя для простой макаки.

Тэцудзи закивал в ответ, памятуя о том, что в этом обличье его слов никто не понимает.

У Кудо глаза на лоб полезли.

– Да быть не может! – воскликнул он и всплеснул руками.

Потом тут же спохватился и заговорил уже более приглушённым голосом:

– А чего ты здесь делаешь тогда, раз колдовать умеешь?

Принц указал на всего себя и принялся отчаянно мотать головой.

– Не знаешь, как обратно превращаться? – догадался старик, и Тэцудзи с облегчением закивал. – М-да, несладко тебе пришлось, сынок.

Он снова приложился к тыквенной фляге, и оттуда на принца ощутимо повеяло духом рисового вина.

– Тогда одна тебе дорога – к Ямамбе, – сказал Кудо, поразмышляв немного. – Хоть она и страшная ведьма, но и самая сильная – любую порчу, говорят, снять может! Да и тайная полиция вряд ли нашла её убежище – больно хорошо прячется Ямамба. Так что и тебе она помочь сумеет, это как пить дать!

От радости Тэцудзи подпрыгнул на месте и расхохотался. Как же ему повезло повстречать этого старика!

– Плыви с нами до Ганрю – говорят, оттуда путь к горе Такамине короче всего.

На лицо старика вдруг набежала тень.

– Только вот дорогу к жилищу ведьмы тебе придётся искать самому, – добавил старик, немного омрачив радость принца. – Никто точно не знает, где живёт Ямамба – говорят, очень уж она незваных гостей не любит.

– От меня она точно не отвертится, – решительно заявил Тэцудзи. – Если она в самом деле сумеет помочь мне снова стать человеком, то отец вознаградит её с воистину императорским размахом!

– Ишь, как растрещался-то, – улыбнулся Кудо. – Ну будет, будет тебе!

***

Разговор со стариком Кудо придал принцу уверенности в том, что ему всё же удастся благополучно выбраться из этой передряги с превращением в макаку. Ко всему прочему, старый матрос теперь знал, что перед ним была ненастоящая обезьяна, и потому он относился к Тэцудзи с большим вниманием, чем того требовало бы обычное животное.

Остальные матросы приняли появление нового жильца в трюме по-разному. Кто-то, как и старик Кудо, с интересом наблюдал за Тэцудзи, кому-то было всё равно, а кто-то с неодобрением и даже с подозрением косился на ящик, который стал для принца временным пристанищем.

– Говоришь, умная животина, да? – произнёс молодой матрос по имени Нацуо, с любопытством поглядывая на Тэцудзи. – Может, надрессировать её да показывать в городе за деньги?

– А давай мы и тебя надрессируем – может, больше толку выйдет, – фыркнул принц в ответ.

Остальные матросы, которым речь оскорблённого до глубины души Тэцудзи слышалась лишь как череда бессмысленных обезьяньих воплей, дружно загоготали в ответ.

– Гляди, как он тебя костерит на своём мартышечьем! – ликовал Цуёси, загорелый мужик с густой курчавой шевелюрой. – Будто бы и впрямь всё понимает, а!

Нацуо стушевался и смущённо утёр нос рукавом заношенного кимоно.

– А чё я такого сказал-то? – проворчал он. – Это всяко лучше, чем плавать на этой дырявой лохани до самой старости.

– Но-но, я бы попросил! – встрял другой матрос, коренастый и с широким приплюснутым носом, которого звали Гэнта. – Эта «лохань» ещё всех нас переживёт, зуб даю!

Кто-то поддержал Гэнту одобрительными возгласами, но большинство матросов лишь покачали головой.

Купеческая лодка, которую какой-то остряк назвал «Гордостью империи», бороздила воды реки Ито вот уже не один десяток лет. До того, как её выкупил капитан Ясуда, лодка принадлежала какому-то зажиточному крестьянину, торговавшему рыбой на столичном рынке. Запах рыбы настолько сильно въелся в древесину, из которой была сколочена «Гордость», что в некоторых углах грузового трюма ощущался до сих пор – капитан Ясуда не мог окончательно избавиться от него, как ни старался. На качество его работы это никак не влияло: Ясуда возил товары нескольким купцам, торговавшим в крупных городах восточных провинций, и пока ещё никто из них не жаловался на пропахший рыбой чай или сахар.

Всё это Тэцудзи узнал уже позднее, после трёх дней, проведённых на борту «Гордости». Дни тянулись долго и муторно, заняться ему было совершенно нечем, и потому, пока капитан Ясуда сидел в своей каюте, Тэцудзи слонялся по палубе и слушал, о чём болтают матросы за работой.