Тени зимы (ЛП)

Его нетерпение меня не удивило. Все лето он готовился к приезду Мордреда, к возникновению слухов, способных опозорить его, открыть самую мучительную тайну и получить презрение и ненависть всего мира. Если он сам сможет это вынести, у него будет время найти подходящего преемника. Постоянно откладывавшийся приезд Мордреда, перенос с недели на неделю ожидаемой схватки утомляли его. Ожидание и опасения — вот чем он жил в последнее время. Люди ничего не замечали, он не мог себе позволить растерянность. Конечно, многие заметили его раздражительность. Дома он срывался даже чаще. Со мной-то не надо было лукавить. Но после каждой сцены, когда он позволял себе кричать на меня, подойти к нему становилось все труднее. Его мучил стыд. А меня все больше тянуло к нему.

Стояла долгая осень. Время сбора урожая всегда утомительно. Хлопот много, а результат кажется не таким уж и большим. По утрам я просыпалась, размышляя, а хватит ли у меня сил встать. Муж искоса посматривал на меня, не смея извиняться за какую-нибудь вчерашнюю сцену. Ему и в голову не приходило, что достаточно просто подойти и обнять жену. Большая часть дня проходила в лихорадочных делах: учесть приход, заложить припасы на зиму, получить и пересчитать дань, проверить платежи, выслушать жалобы, и все это под пристальными взглядами Бедивера издалека, обжигающими как огонь.

Скажи, знаешь ли ты,

Откуда берется Тоска?

Из чего она сделана?

Почему не сгорает?

Золото тускнеет, чернеет серебро,

Шелка и бархат ветшают,

И лишь тоска всегда с тобой.

Тоска, Тоска, отойди на шаг,

Не дави на грудь так тяжко,

Покинь меня хоть ненадолго,

Дай отдохнуть и немного поспать.

Эта старая песня целыми днями крутилась у меня в голове. Меня уже тошнило от нее.

Артур уехал. И все случилось самым естественным образом. Так по весне по высохшему руслу проносится неудержимый паводок. Два дня мы с Бедивером держались, разговаривая только о делах, отчаянно пытаясь избежать очередного предательства, и прекрасно понимая, что оно уже рядом. На третий день мы оказались в нашей деловой комнате вдвоем. Обсуждали проблемы с данью.

— Пошлю еще триста голов скота на ферму возле Ллефелисского камня, — говорил Бедивер, — с охраной, разумеется. Но не мало ли останется тогда? Мэлгун Гвинедский прислал на пятьдесят коров меньше, чем обещал.

— Я полагала, что он пришлет еще меньше. Так что запас у нас есть.

Он удивленно посмотрел на меня.

— Ну и что в этом хорошего? Мэлгун пытается обмануть нас каждый год. Лучше бы он этого не делал. Пока шла война, еще куда ни шло, а сейчас-то почему? Думаю, весной отправить к нему отряд с серьезным напоминанием, помочь ему исправить эту «досадную ошибку». Только на этот раз пусть уж оплатит и дорожные расходы.

— И насколько он нас обманет в следующий раз? Хорошо бы прикинуть.

— Это просто. Размер урожая мы примерно знаем. Определяем дань в размере пятой части от общей величины. Учтем, насколько это был урожайный год. Исходя из этого, определим размер дани. Когда он нервничает, то становится немного честнее.

Бедивер рассмеялся, и я тоже. Расслабилась. А он в это время посмотрел на меня тем самым, памятным мне взглядом, и теперь уже не смеялся. Наоборот, он стал очень серьезным, подался ко мне и взял за руку.

— Но… но нам надо иметь поблизости хотя бы двести голов… — залепетала я. От его руки по всему телу у меня словно растекался жидкий огонь.

— Моя госпожа… — задыхаясь, прошептал он.

— Надо же перевести овец с южных пастбищ, и проследить…

— Гвинвифар!

Я замолчала и посмотрела на него. Голова кружилась. Удары крови отдавались в ушах. Я чувствовала его каждым дюймом своего тела.

— Нельзя, — прошептала я. — Предательство… худший из грехов.

— Нет, — шептал он. — Прошу! Только еще раз!

Я закрыла глаза, пытаясь молиться.

— Подумай! Если дойдет до Медро, что будет? Он же обрушит всё!

— Да, конечно. Но один раз! Я не могу так жить. Я думаю только о тебе! Я не могу спать, не могу есть. Моя леди, я не вынесу. — Он уже был рядом, обнимал меня, его рука лежала у меня на груди.

Я хотела встать, но вместо этого только проговорила слабым голосом:

— Надо вынести.

— Я прошу. Только еще раз. — Он поцеловал меня. После этого я уже не могла думать. Прижалась к нему, кивнула, а слезы все катились из глаз.

Когда все кончилось, мы снова поклялись, что это последний раз, что больше этого не будет никогда. Но когда человек дважды изменяет собственной решимости, он ожидает неудачи и в дальнейшем, он перестает верить себе. Мы сохраняли данное друг другу обещание меньше месяца, а потом снова потеряли себя. Я-то надеялась, что большое чувство справится с желанием, но получилось чуть ли не наоборот: теперь мы не могли жить друг без друга. Да, мы продолжали грешить, и постепенно совесть наша, такая трепетная поначалу, зачерствела, а потом и вовсе перестала подавать голос. Нам стало даже легче вести себя совершенно естественно с Артуром. Но это уже позже; сначала он неминуемо заметил бы странность, если бы сам не был слишком озабоченным, слишком подавленным, чтобы естественно говорить с друзьями.