Возвращаясь после этих переговоров, наши послы остановились на отдых в Эбрауке. Король Эргириад ап Кау принял их в крепости и сразу же объявил Гвина родственником, сыном своей сводной сестры. Это признание позволило Гавейну сгладить некоторую напряженность в отношениях с остальными сыновьями Кау, возникшую после убийства их брата короля Брана. Гвин на удивление хорошо поладил с некоторыми из них, и они тоже одарили его при отъезде из Каэр-Эбраука.
Артур был очень доволен результатами их поездки. Он все еще надеялся, что ему хватит времени, чтобы назначить Гвина своим преемником. Поддержка Уриена и сыновей Кау оказалась бы в этом случае неоценимой. Он взял за правило рассказывать Гвину о разных странах, в которых ему приходилось бывать. По результатам этих разговоров король сделал вывод, что Гвин хорошо разбирается в политических раскладах, и его вполне можно учить и дальше. Гавейна он в качестве преемника не рассматривал. Все-таки рыцарь был иностранцем по рождению, его мягкий характер и налет потусторонности делал его непригодным для власти; а вот Гвин обладал для правителя Империи всеми необходимыми качествами. Возможно, Артура просто заворожила схожесть прошлого Гвина и его собственного. Были у нас и другие надежды, о которых мы не осмеливались пока говорить, и чем хуже становилась ситуация, тем больше мы надеялись.
Отряд, пришедший с Мордредом, со временем начал создавать проблемы. Некоторые из воинов принадлежали к королевскому клану и громко возмущались Артуром; все были преданы исключительно Медро и полностью подчинялись ему, в то же время крайне враждебно относясь ко всем остальным. В Камланне они сформировали сплоченную, замкнутую группу, отделенную от прочих воинов культурными, языковыми и религиозными барьерами. Вот только барьеры эти они легко преодолевали, когда хотели поссориться с членами Братства. После нескольких поединков Артур отправил большинство из них обратно на корабли Медро и приказал им патрулировать западное побережье от набегов. В декабре обнаружилось, что один из этих кораблей сам ходил в набег, и Артур приказал казнить виновных. К сожалению, среди казненных оказались два человека из королевского клана, и их казнь чуть не привела к вооруженной стычке с остальными. Разговоры после этого не утихали долго. Говорили, что «Пендрагон хочет закончить то, что начал О’Нил».
В то же время слухи, которые распускал Медро о своем отце, широко распространялись, и наши шпионы сообщали о них со всех концов Британии. Ни один король не осмелился спросить Артура, правдивы ли они, но вскоре мы и сами увидели, кто им поверил. Такие люди стали проявлять явное беспокойство, когда приходилось обращаться к нам по делам. Другие просто делали вид, что никакого Верховного Короля знать не знают. Но самое серьезное беспокойство слухи вызывали в Камланне. Медро снова сумел собрать большую часть своих сторонников, и ссоры в Братстве начались заново с той лишь разницей, что если раньше целью его нападок становился, в основном, его брат, Гавейн, а решения Артура только изредка ставились под сомнение, то теперь он почему-то решил перенести огонь на меня. Говорили, что Артур слишком полагается на мое мнение, а мнение это сплошь и рядом оказывается предвзятым. Это следовало считать уже прямым выпадом. Артур, охраняя свою ужасную тайну, действительно часто оказывался несправедлив к Мордреду, и злые языки в крепости подолгу смаковали каждый такой случай. Куда бы Артур не пошел, его провожали теперь сотни встревоженных, а то и вовсе недружелюбных глаз.
Некоторым из последователей Медро стало не по себе, им не нравилось новое направление атаки. Часть из них растерялась еще после попытки отравления, другую часть смутила смерть Агравейна. Но все еще оставалось довольно много людей, примерно человек сто, на которых Медро мог положиться, а еще около полусотни сомневались, кого им стоит поддерживать. Надо сказать, что эта последняя группа постепенно таяла, по мере того как люди определялись со своими симпатиями и антипатиями.