Тенистый лес

При звуке этого имени в гостиную бесшумно вошел большой черный с серым пес и представился, завиляв хвостом. Хвост был белым и закручивался так, что кончиком касался спины, как будто был ручкой от горшочка в форме собаки.

— Не приставай ко мне, — сказал Сэмюэль, оттолкнув собачью морду.

Он ожидал, что пес заворчит на него, но тот только вильнул своим закрученным хвостом и посмотрел вверх на Сэмюэля с такой безграничной любовью, какую большинство людей выражают только тому, с кем прожили всю жизнь. Затем Ибсен мягко подошел к Марте, и на какое-то мгновение она как будто забыла о своих бедах. Радость тронула уголки ее губ, вызвав пусть не настоящую улыбку, но что-то, что могло бы в нее перерасти.

— Марта, — сказал Сэмюэль, показывая на ее лицо. — Ты улыбаешься!

Но полуулыбка, едва показавшись, вновь исчезла, словно испуганная лань, и Марта снова вспомнила всю свою печаль. Печаль, которая слегка облегчалась шершавым языком Ибсена, лижущим ее ладонь.

— Кажется, у тебя пояфился друг, — заметила тетя Ида, но осталось неясным, к кому она обращалась — к Марте или к Ибсену.

Пес пошел вместе со всеми наверх, где детям показали их спальню. Там стояли две кровати. Простыни и одеяла были заправлены аккуратно, как в больнице. В углу комнаты, словно неуклюжий гость, стоял высокий старый гардероб, взирая на детей сверху вниз.

— Я знаю этот шкаф, — сказал Сэмюэль. — Я его уже видел.

По лицу тети Иды пробежал испуг, словно слова Сэмюэля были опасными существами, ворвавшимися в комнату.

— Это очень популярная модель гардероба, — сказала она.

— Но эти обои я тоже видел.

— Эти обои чрезвычайно популярны по всему миру, я уферена… Итак, вот ваши кровати…

Кровати были обращены к двум окнам, за которыми виднелся пологий зеленый склон и темнеющий вдали лес.

Ибсен, который теперь стоял рядом с Сэмюэлем, поднял взгляд на мальчика и заскулил. И продолжал скулить, пока Сэмюэль не перестал глядеть на лес.

Тетя Ида была занята тем, что показывала Марте, куда складывать одежду в шкаф, когда Сэмюэль спросил:

— А что в лесу?

Тетя Ида резко повернула голову, как будто Сэмюэль только что произнес какое-то ужасающее ругательство.

— Там, в лесу, — продолжал Сэмюэль. — Там медведи? Или волки? Или что-то еще? Этого боялись те глупые люди?

Тетя Ида отошла от платяного шкафа, приблизилась к Сэмюэлю и нагнулась, так что ее лицо оказалось на одном уровне с лицом Сэмюэля.

Взглянув ей в глаза, Сэмюэль почувствовал, что его сердце стало биться быстрее. Вопрос о лесе как-то странно подействовал на тетю. Ее лицо, внезапно преобразившись, сделалось таким суровым, словно было выточено из камня.

— Не упоминай это место, — произнесла она пугающе серьезным голосом. — Не позволяй своему разуму думать о том, что там внутри. Когда выходишь на улицу, ты должен оставаться на траве, где я могу тебя фидеть. Это касается вас обоих. Это самое фажное правило из всех моих правил. Никогда не ходи в лес. Никогда. И никогда снова не заговаривай о нем. Ты меня понял?

Разумеется, Сэмюэль ничего не понял. Теперь у него в голове было больше вопросов, чем когда-либо прежде. Что такого опасного в этом лесу? И если оно так опасно, зачем жить так близко к лесу, что он виден из твоих окон?

Но Сэмюэль был так поражен внезапным преображением тети, что не нашел в себе сил сказать что-нибудь, кроме:

— Да, я понял.

Тетя Ида втянула воздух носом, словно проверяя правдивость его слов по запаху.

— Хорошо, — сказала она.

Затем она выпрямилась в полный рост и заставила себя вернуть улыбку на лицо.

— Ладно, — добавила она. — А теперь дафайте спустимся вниз и накормим ваши голодные желудки.

СУП ИЗ РУДОЛЬФА

— Что это? — спросил Сэмюэль, глядя в миску с мутной коричневой жидкостью.

— Олений суп, — ответила тетя Ида так невозмутимо, как будто суп из оленя был самой обычной вещью на свете.

Сэмюэль посмотрел на волоски на ее подбородке и верхней губе.

«Она такая же отвратительная, как этот суп», — подумал он, с трудом веря, что она и его мама были сестрами-близняшками.

Его мама была хорошенькой, и она всегда носила красивую одежду и красилась. Она мазала кожу над верхней губой каким-то вонючим кремом, чтобы избавиться от усиков, и дважды в неделю делала упражнения, чтобы держать фигуру в порядке. Она носила джинсы и яркие футболки, и каждую субботу по утрам ходила к парикмахеру, чтобы уложить или подкрасить волосы.

Сэмюэль посмотрел на черные с проседью волосы тети, стянутые в пучок. Посмотрел на ее красные щеки. Посмотрел на ее блузку и кофту, которым вполне могло бы быть двести лет. Ему было сложно поверить, что она и его мама принадлежали к одному виду — не говоря уже о том, что они были близняшками.

— Олень? Это отвратительно.

«Фу, — подумал он. — Суп из Рудольфа».[2]

— На самом деле это очень вкусный суп, — сказала тетя Ида. — Думаю, по вкусу он напомнит вам гофядину.

Сэмюэль наблюдал за тем, как его сестра отхлебнула немного супа из ложки, не проявляя никаких признаков отвращения или удовольствия. Он сделал то же самое, и его чуть не вырвало.

— Но это правда отвратительно.