Теннис на футбольном поле [Играя в теннис с молдаванами]

– Не переживай, Тони, предоставь это мне, – сказал он, когда я пожелал ему спокойной ночи. – Я поговорю с нужными людьми и завтра устрою тебе игру с этим парнем.

План был прост. Сыграть с Рогачевым после завтрака, до того, как команда отправится на экскурсию на побережье Антрима. Однако утро обернулось обычной для молдавского лагеря непоследовательностью.

– Не могу в это поверить! – произнес расстроенный Тревор, когда я столкнулся с ним у стойки регистрации после весьма приличного завтрака. – Они хотят отменить экскурсию, потому что решили, что сегодня утром игрокам нужна тренировка.

– Тренировка? Но ведь у них по плану только экскурсия и матч взрослой команды.

– Иван хочет, чтобы они были в лучшей форме и для того, и для другого.

– Иван? Кто такой Иван?

– Тренер.

Вполне логично. Поэтому он и хочет, чтобы игроки тренировались.

– А что начальство? – спросил я. – Ты спрашивал их вчера ночью, согласны ли они, в принципе, чтобы я сыграл?

– Трое из четверых сказали «да». Оставалось спросить Ивана.

– Надеюсь, он не Иван Грозный.

– Нет, – пошутил Тревор, – скорее, Иван, черт его дери, Непробиваемый.

Утро принесло сплошные расстройства. Настоящая проверка терпения. Я ждал в кресле в углу холла два часа, пока мимо сновали молдавские футболисты и их руководство, и все они, каждый на свой лад, выражали неопределенность, явную растерянность, дезориентацию и замешательство. Я был бессилен, и мне оставалось лишь сидеть и ждать.

– Что происходит? – спросил я Каталина, приятного румынского парня, который изучал английский в Тринити-колледже и был нанят командой в качестве переводчика.

– Никто не знает, – пожал он плечами.

Через двадцать минут мне крупно повезло. Решив вернуться в свой номер за книгой, я заметил знакомую фигуру в спортивном костюме, приближающуюся с другого конца гостиничной лестницы. Вчера вечером я полтора часа наблюдал за этим парнем, и знал, что это Сергей Рогачев. Вот он, шанс обойти бюрократизм и лицом к лицу поговорить с этим молодым человеком. Единственная трудность состояла в том, что он, насколько я знал, совершенно не говорил по-английски.

Ну, ничего. В Молдове Елена научила меня одной фразе, в произношении которой я практиковался часами. Я выучил ее лишь ради смеха, но сейчас оказался в ситуации, для которой она подходила как нельзя лучше. Я не мог упустить эту возможность. Когда Рогачев поравнялся со мной, я поднял руку, чтобы привлечь его внимание, и объявил:

– Mā numesc Tony. Sînt din Anglia. Am fàcut un pariu, cà-i voi bate la tenis pe toţi din echipa naţionala de fotbal. Vrefi sa jucaţi eu mine?

Рогачев уставился на меня, а потом затряс головой. Это отказ? Он просто не хотел со мной играть? Первый молдавский футболист, который напрямую мне отказал?

Не зная, что еще сделать, я повторил вопрос.

– Mā numesc Tony. Sînt din Anglia. Am fàcut un pariu, cà-i voi bate la tenis pe toti din echipa nationala de fotbal. Vreţi sa jucaţi eu mine?

На сей раз Рогачев сморщился и пожал плечами. Думаю, я понял, что происходит.

Хоть мне и казалось, что я произнес: «Меня зовут Тони. Я из Англии. Я поспорил, что смогу обыграть всю национальную футбольную сборную в теннис. Ты сыграешь со мной?» – ужасающий акцент, от которого я точно не избавился, превратил для Рогачева эту фразу во что-нибудь вроде: «Меня зовут Стони. Я из Англии. Я ускорил, что могу обыскать всю национальную футбольную сборную в тетрис. Ты сломаешь со мной?»

Вполне понятно, почему молодой футболист передо мной выглядел так, будто вот-вот расплачется, если я скажу ему еще что-нибудь на этом странном языке.

– Ты не понимаешь, да? – попробовал я обратиться по-английски.

Он снова наморщил лицо, в общем-то, потому, что не понял ни слова. Бедному парню и не хотелось понимать. Он, вероятно, как раз собирался проскочить в свой номер, чтобы отдохнуть, и никак не ожидал, что на его пути окажется странный человек, издающий невразумительные звуки.

К счастью для нас обоих, появился Каталин и смог растолковать Рогачеву, что я пытался объяснить сам. Когда тот замолчал, выражение лица футболиста не изменилось. Интересно, выпадали ли ему в жизни более странные десять минут?

– Я объяснил ему, чего ты хочешь, – участливо сказал Каталин, – но он говорит, что неважно себя чувствует.

– О боже. Ты не мог бы сказать, что это не займет много времени и что, если он со мной не сыграет, мне придется раздеться догола в Лондоне и спеть молдавский гимн.

Каталин перевел, и Рогачев ответил неопределенным взглядом, который мог передавать четыре разных чувства. Расстройство, смирение, пренебрежение либо открытое отчаяние. Он что-то пробормотал в ответ.

– Он говорит, что оценит самочувствие, – сказал Каталин.

– Спасибо. Спасибо, – залебезил я перед футболистом. – Прости, что потревожил.

Похоже, успешный исход пари требовал базовых навыков подхалимажа, а не сильной подачи и четких ударов с отскока.