Тенор (не) моей мечты

— Кто б сомневался, — хмыкнула Маша. — А я сняла. После концерта, на который ты не пришла. Он тебя ждал. Бегал смотреть, не пришла ли его доченька любимая… Ты хоть представляешь, как он тебя ждал и что с ним потом было?

Катя молча смотрела на нее с нечитаемым выражением лица. Маша даже погордилась собой — что проняло. Но недолго. Через пару секунд зеленое чудо-юдо опомнилось, в Машу испуганными черно-белыми птицами полетели нотные листы.

— Да какое твое собачье дело, ты!.. — заорала Катя так, что стекла едва не посыпались.

— Достала! — взбеленилась и Маша

Они замерли на мгновение, вперив друг в друга взгляды, в которых сверкали молнии, готовые вцепиться в волосы…

Позорную драку предотвратил звук открывающейся двери и голос Катиной мамы:

— Девочки, я принесла вам…

Мгновение — и они обе оказались за роялем. Рядышком. Не сговариваясь. Катя заиграла что-то весьма неклассическое, нервное и такое классное, что сразу захотелось дрыгаться в такт и подпевать. Маша тут же навострила уши.

— У вас тут все хорошо? — в темных глазах Анны плескалось беспокойство.

Не такая уж хорошая звукоизоляция, подумалось Маше.

— Конечно, — с улыбкой отозвалась она, глядя на Анну честными-честными глазами.

— Конечно, — с теми же интонациями и синхронно с ней сказала Катя.

Прямо девочки-синички. За рояльчиком. На одной табуреточке. Только зеленая шевелюра Кати не вписывается.

— Чай и сладости, — кивнула хозяйка дома на поднос, старательно не обращая внимания на валяющиеся на полу ноты.

— Спасибо огромное, — улыбнулись ей оба юных дарования.

Анна оглядела комнату, с сочувствием посмотрела на валяющуюся на диванчике гитару, хотела сказать что-то еще, но сдержалась и вышла.

Тихо и плотно затворилась дверь, отсекая девчонок от остального мира. Катя снова заиграла что-то незнакомое, печально-пронзительное. Не обращая внимания на Машу, даже умудряясь почти не пихать ее локтем.

А Маша только вздохнула: вот как маме удается со всеми договариваться? И почему маму слушаются? Но не подключать же ее. И не хочется признавать свое поражение, и планы все насмарку пойдут.

— У тебя хотя бы в этот год яблоки не по счету были, — вырвалось у нее. Как-то очень тихо.

— А при чем тут яблоки? — не поняла Катя, но играть прекратила. Руки замерли на рояле.

— От нас тоже папа ушел. В этот же год. И знаешь, мне есть с чем сравнивать.

— И как тебе ощущения? — злобно выдохнула Катя.

— Отстой, — устало и почти равнодушно сказала Маша. Возвращаться и переживать все по новой совсем-совсем не хотелось. Но поздно — горечь с обидой уже нахлынули, делая ее маленькой и беспомощной девочкой. Не нужной любимому папе.

Уроду и козлу.

— Вот и у меня так же, — внезапно без истерики согласилась Катя.

— С тобой отец общаться хочет, — почти беззвучно проговорила Маша.

Катя ответила ей непонимающим взглядом: конечно, хочет. А что, может быть иначе?

— А я словно перестала существовать, — Маша потерла лоб: у нее снова, как и тогда, начала ныть голова. — Он не звонил, не общался — даже в Вконтактике не отвечал. Неделями. Месяцами. Я набрала его как-то. В кино позвала. Сама…

Маша сглотнула и напомнила себе: это в прошлом. Она это уже пережила. Уже не больно.

— И?.. — тихо-тихо спросила Катя.

— «Знаешь, котенок, не могу, — процитировала она с виноватыми и какими-то чужими интонациями. — Иду в кино с друзьями. Перезвоню». Перезвонил он, как же… Я две недели сидела в обнимку с телефоном, как Хатико. Дура.

Катя, не поднимая головы, стала что-то наигрывать на рояле.

— На самом деле я тебе завидую, — едва сдерживаясь, чтобы не материться в адрес отца и не плакать, продолжила Маша. — Будь у меня отец, который звонит, просит о встречах, скучает и приглашает на концерты — я бы подорвалась, бросила все. И приехала. Откуда угодно. Плевать, что там у меня — скрипочки, обидки или какие еще суперважные дела. Это же папа. У тебя он есть — а у меня нет. А ты не ценишь.

— А твоя мама? Как она?..

— Сначала плакала по ночам. И работала как проклятая. А потом пришел Томбасов… Он не такой уж… нормальный он, в общем. И хорошо, что он маму занял квартетом. Она хоть переключилась. Переживает теперь за них за всех. Приняла их в семью, типа младшими братишками. Дурными на всю голову. Гении они. В переходном возрасте.

— И они с папой?.. — ломко спросила Катя.

Маша не сразу поняла, о чем это она. Только секунд через пять обернулась к Кате и воззрилась на нее в изумлении:

— Ты с ума сошла? Мама — с Артуром?!

— А-а-а-а… — вроде до Кати дошла вся абсурдность предположения. — Как вы тогда оказались рядом с отцом?

— Да говорю ж, Томбасов маму нанял. Руководить квартетом. Чтобы она в чувство этих красавцев привела. У них кризис случился. Такую фигню творили… — Маша не удержалась, неодобрительно поглядела на Катю: слишком ярко помнилось, какую фигню творил один отдельно взятый Артур. — Короче, им мама мозги на место вставила. И вот когда они снова начали петь… Я тоже пою. Только у меня нормального образования не было. Теперь — будет. Я с Томбасова потребовала преподавателя вокала для себя. Такого же, как у них был.

Катя одобрительно кивнула.

— Федора Палыча?