Что было потом — можно снимать в фильме ужасов. А за преодоление полосы препятствий, усложненной акустическими эффектами типа «визг ультразвуковой», им всем следовало бы выдать по медали. Большой. Шоколадной. И отдельно по грамоте за то, что никого из виснущих на них фанаток не убили и даже не обматерили. Вместо этого они улыбались, кивали, обещали фотосессию после концерта, сто песен по заявкам и луну с неба, и ввинчивались в неподатливую толпу…
— …как хрен намасленный, — прокомментировал Сергей, когда за ними наконец-то захлопнулась дверь служебного входа. — Шарф сперли, заразы.
— Радуйся, что им же не придушили, — проворчал Иван, пытаясь приладить на место полуоторванный рукав пальто.
— Мы живы, господа мушкетеры, — хмыкнул Артур, потерявший на полосе препятствий перчатки и едва не изнасилованный особенно ярой почитательницей, — и это уже везение. Шарф тоже умыкнули, кстати.
— Помаду с рожи сотри, Д`Артаньян, — буркнул Сергей.
— Сам дурак, — жизнерадостно отозвался Артур.
— Что стоим, кого ждем? — стягивая пальто, спросил Лев. — До выхода двадцать минут!
Оркестранты встретили их гоготом, пианист — радостной ухмылкой, а администратор — вздохом облегчения и запахом валокордина. Или коньяка? Или коньяка с валокордином? Артуру даже показалось, что где-то в оркестре перешли из руки в руки несколько серебряных долларов. По счастью, показалось. Потому что покажи ему сейчас кто-то клятый доллар — убил бы. И суд бы его оправдал.
— А мы думали, вам не досуг, — меланхолично заметил дирижер.
Лева даже отвечать не стал — не стоить грубить уважаемому человеку, от которого многое зависит.
— Пробуем микрофоны, — скомандовал он. — И как бы понять, в чем работаем?
Вопрос разрешился на удивление быстро. Все тот же навалокардиненный администратор пригнал целую толпу костюмеров с белыми пиджаками и распорядился:
— Меряем, господа, меряем! В темпе!
— Чужие?.. — возмутился Лев.
— Да вы хоть понимаете, как вам повезло, что «Хор Турецкого» забыл вчера свои костюмы?! Во полном составе. Ваши не доехали! Где ваш менеджер? Кто вообще отвечает за все это безобразие?! Вы меня в гроб вгоните!
Выражение лица Льва, когда на него надели пиджак конкурента проклятого (зачеркнуто) дорогого коллеги, надо было видеть. А лучше — писать. Маслом. Но он даже слова не сказал, хоть тех слов у него был в кармане миллион, и все нецензурные. Зато на первое отделение они вышли при полном параде, всего с пятиминутным опозданием, что и за опоздание-то не считается. С учетом того, что были они все четверо просто сияющие любовью ко всему миру — тем более.
Правда, без распевки. И без нот. И в уличных ботинках. Но это уже, право, такие мелочи! Главное, что концерт они отпели идеально, публика писала кипятком от восторга, четырежды вызывала их на бис — и четвертым бисом Лев заиграл «Утомленное солнце». Скотина, а и черт с ним. Концертного адреналина было слишком много, чтобы Артур мог испытывать хоть что-то, кроме полетного восторга.
Он даже Бонни Джеральду, который поджидал их за кулисами после концерта, улыбнулся как лучшему другу и родному брату. Да что там, он даже не дал ему в рожу, когда после короткой фотосессии и раздачи автографов Бонни схватил его за рукав и потащил обратно на сцену. К роялю.
Он только спросил:
— За каким хреном?
— Ты обещал сегодня новую музыку. Играй.
— Ты сумасшедший, ты в курсе?
— Конечно, — радостно согласился Бонни и повторил: — Играй.
Обведя взглядом пустой зал, в котором осталось лишь несколько случайно задержавшихся зрителей и уже начали шуровать уборщики, Артур пожал плечами. Ладно. Почему бы нет?
И заиграл. Совсем не то, что писал вчера, а то, что рождалось прямо сейчас — после концерта, после безумной пробежки через толпу фанаток, после Аниного «просто секс», после…. Всего. Сумасшедшего. Дня.
А когда снял руки с клавиатуры — услышал тишину. Живую, дышащую тишину зала, полного замершей публики. И сначала тихое, а потом — все громче и громче: браво! Белиссимо! И Левино внезапное:
— Я всегда говорил, что ты — чертов гений, Артур.
— Вы великолепны! Браво! — резким диссонансом, манерным сопрано. — Артур, это ваша песня?
Он обернулся на голос. Смутно знакомый. Или незнакомый, пофиг. Главное, голос был чужим и ненужным. Обернулся, вежливо улыбнулся идущей по сцене девице. Объективно красивой. Вроде даже знакомой. По крайней мере, он помнил, как она выглядит голой. Или не помнил, просто они все одинаковые.
— Это к нашему мюзиклу, — кивнул он.
— Просто потрясающе! Не знала, что вы пишете музыку! Ах, Арту-ур… — в голосе незнакомки послышались соблазнительно-мурлыкающие нотки. — Я так рада видеть тебя снова…
А, все же знакомка. Пофиг.
— Извини, я сегодня устал, — все еще вежливо, но уже недовольно отозвался Артур и стряхнул с плеч чужую руку с хищным перламутровым маникюром.
— Синьора, вы есть мешать. Уйти вон, — совсем не вежливо, а очень даже тоном злобного сержанта рявкнул Бонни.