Теорема Столыпина

Хотя во Владимирской губернии выборы с внешней стороны были больше похожи на то, что задумывалось законом, однако их содержание и итоги были аналогичными. Ревизор сообщает, что «выборы крестьянские начинаются пирами: одни угощают крестьян, чтобы быть избранными, другие — чтобы быть уволенными». Среди первых, как правило, преобладают люди ненадежные, а среди вторых — «лица трудящиеся», т. е. хозяйственные крестьяне, торговцы, промышленники.

Баллотировка происходит с помощью лукошка картофеля и чашек, куда кладутся картофелины (один клубень — один голос). Несложно вообразить, как с ними управляются не вполне трезвые, «подгулявшие» люди, нередко набирающие в руку столько клубней, сколько могут ухватить, чтобы положить их в какую-нибудь избирательную чашку.

Затем картофелины из чашек подсчитываются, результаты записываются, однако без понимания того, что число клубней не должно превышать число собравшихся на выборы крестьян.

«Вообще на выборах шум, крик, брань, упреки, а иногда драки», которые отвращают от выборов «крестьян благомыслящих, трезвых и доброго поведения. Многие крестьяне в похвальбу себе говорят: „Я, сударь, человек тихой, на выборах, то и на сходах никогда не бывал“. Если же малая часть крестьян сих и появится, то крики пьяниц заглушают их голоса. Случается, что крестьяне, не желая итти по отдаленности на выборы или сход, дают руки свои старосте, и тот кладет за них картофелины»[31].

Подобные характеристики, сообщает Дружинин, совершенно обычны.

Весьма характерно, что «мироеды» редко стремились занимать выборные должности, им выгоднее было выдвигать людей из своей «клиентелы»¹¹¹.

Неудивительно, что ревизоры единодушно отмечали невысокий умственный и моральный уровень крестьянских выборных, их крайнюю неразборчивость в способах управления и склонность к беззаконию и стяжательству.

Получив должность, «народные избранники» часто начинали третировать своих избирателей. Сельские сходы собирались лишь по крайней необходимости, нужные решения готовились загодя и протаскивались любыми средствами. Приговоры часто фальсифицировались — их составляли задним числом и хранили как оправдательные документы на случай внезапной ревизии.

Ревизоры были буквально завалены жалобами крестьян на притеснения выборного начальства, которое нечестно нарезало землю, насильственно отбирало наделы, искажало ревизские сказки, нарушало рекрутские очереди, всячески притесняло и не стеснялось их пороть и которое вымогало у крестьян деньги за подачу жалобы, за выдачу паспорта, — вообще при любом удобном случае, обещавшем поживу.

Крестьянские власти наживались не только на мирских сборах, но и на махинациях с мирским оброчным хозяйством. Приговоры общинных сходов о сдаче оброчных статей по закону должна была утверждать Казенная палата. Но и здесь ревизия выявила вопиющие нарушения обязательного порядка. Цены за аренду при этом назначались бросовые, а плату сельские начальники нередко попросту клали себе в карман¹¹².

Растраты собранных податей — на сотни, тысячи и даже десятки тысяч рублей — были довольно обычным делом.

Материалы ревизии содержат весьма негативную информацию о действиях местной администрации, которая, подобно офицерам после введения подушной подати, трактовала государственную деревню как свою «законную» кормовую территорию.

Ревизию захлестнула волна жалоб — «бесчисленных и во многих случаях весьма верных» — на уездных чиновников. Ревизор Вятской губернии докладывал: «Они справедливо ропщут и на равнодушие Казенной палаты, и на притеснения земских и волостных начальников… и по многим другим предметам».

«Брали, сколько с кого хотели, просто — грабили среди белого дня», — пишет екатеринославский ревизор, изумленный тем, что открытые им бесчинства имели место не в степной глубинке, а рядом с городом, на глазах у губернской администрации.

Больше всего притесняла государственную деревню земская полиция. Перманентные поборы натурой и деньгами, насилия и вымогательства — ее обычный модус операнди.

Так, воронежский ревизор особо отмечает негативное влияние становых приставов: «Люди сии большею частью необразованные и безнравственные, притом облеченные большою властью, беспощадно обирают казенных поселян, и ежели прибавить к этому, что исправники и стряпчие тоже не упускают извлекать свои пользы, то в сложности выходит, что казенный поселянин при нынешнем порядке вещей, по крайней мере, вчетверо угнетен противу прежнего»¹¹³.

Приставы самочинно обкладывали крестьян поборами в свою пользу, могли заставить работать в своем имении на барщине, а бывали и случаи пострашнее, когда, например, во время расследования доноса о сектантстве садист земский исправник с комиссией три месяца «мучил» жителей 37 селений Курской губернии¹¹⁴. Подозреваемых пытали самым жестоким образом[32].

И это был не единичный факт.