Как пишет Алистер МакГрат, протестантизм – разбросанное понятие, о котором как о целом сказать можно немногое. «Трудность появляется в том случае, если кто-то представляет себе, что существует универсальная категория под названием Протестантизм, которая воплощается в каждую из конфессиональных групп. Реальность в том, что Протестантизм всегда был отчасти неопределённым понятием».[33]
Тем не менее, общим местом может быть обозначено почти полное отсутствие в работах протестантских богословов вопроса о статусе материи и её органической связи с Богом. Как следствие, «человек представлен в его отдельности: он живёт для себя и только одной внешней стороной своего бытия соприкасается с жизнью общего – только пользуется этим общим; даже и Бог, с точки зрения человека, является только средством к достижению благополучия».[34] Следствием той же «отдельности» духовного и материи для всех протестантских конфессий смысл слов «святой», «святость» выражает отношение человека к предмету, а не причастность предмета Божественным энергиям. Для Лютера и Кальвина, для Цвингли и Гоббса признание какого-либо места или предмета «святыми» означает лишь нарочитое наделение их человеком особыми функциями и статусом. Таким образом, «святость» чего бы то ни было подразумевает не реальную (онтологическую) причастность предмета Богу, а лишь особенную психологическую установку человека по отношению к этому предмету. А. МакГрат резюмирует это так: в протестантизме «Природа была десакрализирована. Она может играть только символическую роль в напоминании людям о священных реалиях или служить указательным столбом к тому, где эти реалии могут быть найдены».[35] При этом, статус и функции, то есть «святость» человек не просто фиксирует, следуя в своих определениях за бытием, а, собственно, определяет, назначая предмету или месту ту роль, которую посчитал необходимой. Например, Библия или библейские места «святы» потому, что «просто напоминают о Боге».[36] По этой же причине «свято» хлебопреломление. Святость крещальной купели также функциональна и несёт на себе функцию напоминания, то есть психологическую. «Крещение и Вечеря не дополняют Священное Писание. Они в символической форме зримо указывают на спасительные истины, которые верующие уже знают из Слова Божьего»[37], – пишет магистр богословия ЕХБ М.В. Иванов в попытке придать полезный смысл «двум обязательным церемониалам»,[38] как он их называет в другом своём труде. Став некогда на почву демокрито-ньютоновского восприятия материи, протестантизм утерял первоначальное видение таинств. И сегодня наши современники не в силах дать онтологическое объяснение собственным обрядовым действиям, являющимся в протестантизме, по существу, рудиментарными.Вполне отчётливо это прослеживается не только в положительных изложениях вероучений различных протестантских деноминаций, но и в прямых ответах, поданных в полемическом ключе. Так, например, Г.А. Гололоб пишет в ответ на нашу полемическую публикацию: «Рубский вопрошает: зачем протестантам соблюдать таинства крещения и причастия, если они не содержат в себе благодати? Ответим: таинства нужны для свидетельства окружающим людям о вере христианина в Бога. Как добрые дела прославляют Бога, так и таинства. С их помощью мы свидетельствуем миру о завете, который мы заключили со Христом, в результате чего составляем Его Церковь на земле. Также таинства являются способом укрепления веры других людей, в силу различных причин боящихся заявить о своей принадлежности Христу публично. Церковные таинства и иерархия служат воспитательным целям, но не являются средствами передачи Божественной благодати».[39]
Ответ уважаемого баптистского богослова вполне исчерпывающ: основа всех обрядовых действий мыслится только в области психологии. Благодать, даруемая «через провозглашённое Слово, – это та же благодать, которая даётся через Таинства», – определяет современный лютеранский пастор Дж. Силкок.[40]