Теоретик

— Глутаминовая кислота — совсем не усилитель вкуса и вообще к нему никакого отношения не имеет. Она самая распространенная среди аминокислот и потому является для мозга маркером: ведь если в пище есть белок, обязательно имеется и она. Если объяснять на пальцах, глутамат дает ему знать, что пища богата белком. И он, мозг, в свою очередь поощряет тебя тем самым чувством удовольствия: правильную пищу ешь, дядя Боря! Мне белок во как нужен! Потому-то производители всяческого фастфуда, да и не только его, так охотно и суют везде глутамат. Наш мозг принимает все за чистую монету, и в итоге мы получаем удовольствие, поедая всякое дерьмо.

— Плевать бы я хотел на фантомные ощущения, когда с бодуна такой сушняк, что язык шершавым как напильник кажется! — высказался Гриша.

— А вот не надо жабать, как слепая лошадь, при первой же возможности! Незачем свой мозг алкоголем травить. Проф, правильно я говорю?

Слушая Гудрона, я не удержался от улыбки: тоже мне трезвенник нашелся!

— Ну если алкоголь некачественный и выпито его много — тогда правильно.

— А в других случаях? Если качественный и в меру?

— Каждому индивидуально. Все зависит от ферментов, которые разлагают молекулы этанола. И тут уж кому как генетически повезло. Хотя с возрастом их становится все меньше и меньше, и в этой связи бодун, по выражению Сноудена, все злее и злее. Кстати, убежденные трезвенники — в подавляющем большинстве своем люди, чей организм нужных ферментов практически не вырабатывает. А вообще некоторое количество алкоголя производит и сам организм. При приеме пищи. Именно это и дает мозгу понять, что прием пищи состоялся. Так сказать, сигнал.

— То-то когда долго не ешь, а затем от пуза, такое ощущение, как будто немного захмелел! Жаль, что недолго, — высказался Гриша, который выпад Гудрона полностью проигнорировал.

— Так, Слава, все это очень интересно, но ты и есть не забывай. — Грек, который тоже внимательно слушал объяснения Славы, придвинул сковородку к нему вплотную. — Иначе твой мозг во сне тебя кошмарами замучает в отместку за то, что ты его не накормил. Маркерами. — В первый раз я услышал от Грека шутку. — Все, доедаем, и спать. Завтра нам идти каньоном, и преодолеть его мы должны одним броском.

Ночью в который уже раз мне приснился странный сон. Множество людей смотрят на меня с непонятной надеждой. А я лишь улыбаюсь им в ответ, совершенно не представляя, чего именно все они от меня хотят.

Глава одиннадцатая

Денек выдался на редкость жарким, и, когда мы подошли к каньону, мне казалось, что весь путь наш лежит в бесконечной парной. Одежда пропиталась потом настолько, что щипало кожу. В берцах разве что не хлюпало, а во фляжке вода плескалась на самом донышке.

Грек объявил привал, и мы ненадолго уселись в тени, ловя ртами раскаленный воздух и мечтая о роднике с ледяной водой, от которой заломило бы зубы.

Вход в каньон не представлял собой ничего особенного. Длинный пологий спуск, каменистый, как и все вокруг. Но сам каньон поражал своей грандиозностью. Высоченные отвесные стены, казалось, достигали небес. И неудивительно, что внизу царил полумрак.

— Этот путь хорош тем, что вряд ли за нами сюда кто-то сунется, — пояснил Гудрон.

Что как раз и понятно: слишком ценен наш груз. Этакие капли янтарного цвета, способные вбирать в себя эмоции. И ценятся здесь они превыше всего другого. За исключением конечно же пикселей. Но те являются местной валютой, и на нее можно купить все что угодно.

Как мне удалось понять из разговоров, вся та груда жадров, которая, разделенная поровну, покоилась до поры до времени в рюкзаках, за исключением моего собственного, досталась Греку и остальным случайным образом. Они не скупали их где только можно, а получили, так сказать, одномоментно. Каким именно образом — не очень-то они об этом и распространялись. Но, немного узнав этих людей, я не сомневался: крови на жадрах быть не должно. А если она и есть, то непременно тех, кто полностью свою участь заслужил. Теперь только и оставалось, что жадры заполнить. У лучшего, кто способен это сделать.

Что будет потом… Насчет будущего строилось много планов, но общей договоренности пока не было. Все верно, сейчас это называется — делить шкуру неубитого медведя. Вначале необходимо прибыть на место, не потеряв при этом ни жадры, ни людей.

Как я понимал, на Вокзал можно добраться и другим, более коротким путем. Но самый короткий далеко не всегда означает самый безопасный, и потому Грек вел свой отряд так, чтобы запутать возможного преследователя. А заодно не позволить устроить ему засаду в самом подходящем месте где-нибудь впереди.

Что касается меня самого… ну а что мне еще оставалось, как не идти вместе со всеми? И надеяться — если все сложится удачно, мне тоже кое-что перепадет. Как выразился Грек — в зависимости от личного вклада в общее дело.

— Никто не сунется, говоришь? Нам самим бы здесь не остаться, — высказался Гриша.

— Стены могут обрушиться? — спросил я.

— Не исключено, конечно, но дело не в этом. Понимаешь, здесь попадаются такие участки, когда люди как будто сходят с ума.