Теоретик

Не слишком-то он меня и убедил. Натура у меня такая: не верить никогда и никому. Но я промолчал.

— А пообедаем у одной моей знакомой, Марии. Готовит она вкусно и берет недорого. Женщина — мм!.. — простонал он, заодно поцеловав сложенные щепотью кончики пальцев. — Сказка, а не женщина! От женихов у нее отбоя нет, но блюдет себя, блюдет. Правда, непонятно, зачем и для кого.

— Кстати, что-то женщин у вас тут совсем немного, — поделился я своими наблюдениями. — Только нескольких и повстречали. Да и то все какие-то серенькие.

— Ты вечером по улице пройдись! Такие красавицы попадаются! А если в это время в кафешантан заглянуть!.. Днем действительно редко кого встретишь.

— А что такое кафешантан?

— Самое респектабельное заведение в Фартовом.

Слово «респектабельное» Леха произнес с запинкой, но все же выговорил с первого раза.

— Леха, а постирать где тут можно? — тряхнул я большим белым пакетом с многочисленными логотипами сетевого супермаркета.

— Вот Марию и попросим. Не за бесплатно конечно же. Думаю, она согласится: ей лишние деньги не помешают.

— Гляди, Машенька, я тебе нового клиента привел! — заявил Леха, едва мы вошли в лачугу, выглядевшую такой же временной постройкой, как и множество других.

После чего попытался поцеловать ее в щеку.

— Как будто бы я и раньше на их недостаток не жаловалась, — отмахнулась от него она, но взглянула на меня вполне доброжелательно.

Мария действительно выглядела замечательно. Этакая кустодиевская женщина — лет тридцати пяти, с пышной, но ладной фигурой и с приятным, даже красивым лицом, которое совсем не портил длинный тонкий шрам на правой щеке, уходивший куда-то за ухо в пшеничного цвета волосы, собранные на макушке в пучок.

— Что нас ждет на обед? — уже из-за стола, накрытого яркой цветастой клеенкой, куда по-хозяйски успел усесться, поинтересовался Леха.

— Борщ, — ответила Мария. — И еще жаркое из кабанятины. Мясо свеженькое, утром на рынке взяла. Будете? — обратилась она ко мне.

— Конечно, буду! — с энтузиазмом ответил я, взглядом ища, где бы помыть руки.

Мария его истолковала правильно.

— Вон в ту дверь пройдите, во внутренний дворик. Рукомойник там.

Он действительно там имелся. Самый обычный, из дюралюминия. «Крылатого металла», как его еще называют, поскольку с появлением дюралюминия началась новая эпоха в самолетостроении.

Дворик оказался крохотным и практически полностью был закрыт от палящих лучей местного светила тентом, представляющим собой огромный баннер, рекламирующий фирму — продавца фаянсовой сантехники.

«Странное дело, — моя руки, размышлял я. — Создается такое впечатление, что, когда здесь объявились люди, этот мир уже представлял собой огромную помойку. Ну не с собой же они все это сюда принесли? Хотя что удивительного: люди здесь подобрались отнюдь не цвет общества, насколько мне удалось понять. Впрочем, и я от них ничем не отличаюсь».

Борщ оказался восхитительным. И дело даже не в том, что за последние двое суток мне удалось лишь перекусить банкой говяжьей тушенки, выменянной на местном блошином рынке на часы. Вещь, как мне тогда казалось, в этом мире абсолютно бесполезную, поскольку период обращения планеты вокруг светила занимал куда больше времени, чем у Земли. Примерно на треть.

Леха не солгал: готовить Мария умела. Борщ был наваристым, мяса хватало, и даже то, что капусту в нем заменило какое-то местное растение, а свекла отсутствовала вовсе, на его вкус нисколько не повлияло. Картошка была пусть и с легким непонятным привкусом, но нисколько не противным, и даже в чем-то пикантным.

Глядя на Марию, без труда можно было понять: ей не терпится о чем-то спросить, но она ждет, пока я поем. Какой он будет, вопрос, тоже не представляло труда догадаться: как там, на Земле? Это интересовало всех без исключения, как только они признавали во мне новичка. Что изменилось? Какие новости? Что вообще говорят и пишут?

А что там может быть нового, на Земле? Там все как и всегда. Часть людей упрямо продолжают верить в чудо. Только чудеса у всех разные. Кому-то верится, что однажды придет такой правитель, который решит все его проблемы. Решит в одночасье, всего-то издав десяток-другой нужных законов. Кто-то надеется обмануть судьбу и все пытается вытащить счастливый лотерейный билетик, что бы тот собой ни представлял. Кое-кто мечтает прогнуть мир под себя.

Есть и другие, которые отчетливо понимают, что, как поется в одной известной песенке, мир действительно прогнется под каждым. Но прогнется только однажды и всего-то на двухметровую глубину. И потому они принимают мир таким, каков он есть, и лишь старательно пытаются в него вписаться. Такие люди и становятся самыми успешными. Правда, все имеет свою цену, и в связи с этим им приходится поступаться своими убеждениями, идеалами, а зачастую и совестью.

Еще есть люди, которые и в чудеса не верят, и нагибать мир даже не пытаются, и поступаться убеждениями категорически не желают. Смею надеяться, именно к последним я и отношусь. Вот так и живем. И еще долго так будем жить. А может, и всегда.