Теоретик

Внутри дом действительно оказался разделен перегородкой. Надежной, из свежеошкуренных бревен, на которых там и сям проступили капельки янтарной смолы. Чтобы оказаться на хозяйской половине, такую перегородку с ходу не снесешь, попотеть придется. Все остальное выглядело обычно: несколько лежанок из необструганных и ничем не прикрытых досок, стол из них же возле окна и вешалки для одежды в виде забитых в щели между бревнами колышков. В доме приятно пахло свежим деревом. А из настежь распахнутого окна совсем не доносилось запаха тины, хотя выходило оно в сторону реки.

Пристроив рюкзак в изголовье первой попавшейся лежанки, я отправил туда же разгрузку и куртку. После чего, с удовольствием сняв берцы, босиком пошлепал к выходу, чувствуя, как доски пола приятно холодят разгоряченные долгой ходьбой ступни. Но не забыл прихватить с собой ФН ФАЛ, который стал так же привычен, как, например, мобильник в моей прежней жизни.

Наши сидели в ряд на лавке под навесом и от безделья наблюдали за тем, как Гриша снимает шкуру с туши косули. Та выглядела совсем как земная, разве что окрас был несколько непривычен. Пятнистая практически полностью, и такая шкура больше бы подошла какому-нибудь леопарду. На лавке сидели все, кроме Грека, которого не было видно нигде. Я постоял на пороге, привыкая к яркому солнечному свету после полутьмы помещения, и присоединился к ним.

– Гриша, ну кто же так ее снимает?! – осуждающе покачал головой Гудрон. – Осторожней ножичком нужно, осторожней. Чтобы ни одного пореза! – сказал он таким тоном, как будто шкура имеет огромную ценность, а не небрежно будет выброшена сразу после того, как покинет свое место.

– Советчиков, смотрю, много, а помощи хрен от кого дождешься. Взял бы и помог.

– Сейчас! Каждый должен заниматься своим делом.

– И какое же оно у тебя в данном конкретном случае? – Гриша даже свое занятие бросил.

– Следить за тем, чтобы на тебя внезапно какой-нибудь птер не спикировал. Или, не дай бог, гвайзел не набросился. Ты разделывай, разделывай: твоя безопасность – моя забота! Но ножичком поаккуратней работай.

Гриша хмыкнул, но труд свой продолжил.

– Нет, категорически не понимаю тех, кто мяса не ест. Ну вкуснотища же! Проф, должно же быть этому какое-то объяснение? – на мгновение оторвавшись от еды, сказал Гудрон.

– Чему именно? Тому, что некоторые от мяса отказываются? Или тому, что оно такое вкусное? – Слава на миг задержал у самого лица ложку, чтобы тут же отправить ее в рот.

– Что мясо такое вкусное. До тех, кто от него отказывается, мне дела нет – ущербные люди!

– Конечно же есть.

– Ну и какое?

– Как и обычно, дело вот в чем. – Слава полусогнутым указательным пальцем свободной руки постучал по голове. Не своей, Гудрона.

– В волосах, что ли? – сделал вид, что не понял его, Гудрон.

– У кого как, – пожал плечами тот. – Хотя я имел в виду мозг.

– И что – мозг?

– Таким образом он тебя поощряет.

– Поощряет за что?

– За то, что ешь качественную, богатую аминокислотами пищу. А те ему жизненно необходимы для строительства новых межнейронных связей, которые он строит постоянно. Частью новые, а частью – чтобы заменить те, которые разрушаются. Что является неизбежным процессом, например, нашей долговременной памяти. Отсюда и получаемое тобой удовольствие, которое он тебе внушает.

– Так сразу и внушает?

– Именно! У него свой особый язык для общения с владельцем. Например, в числе прочего мозг постоянно следит за водным балансом организма, и в случае обезвоживания во рту появляется сухость. Причем сухость не настоящая – фантомная. Таким образом он дает тебе понять: выпей воды! И чем больше обезвоживание, тем сильнее фантомная сухость во рту. В итоге мозг своего добивается: попил ты водички, и все, баланс восстановлен, а сухость исчезла. А вообще, знаете, если сказать честно, до сих пор толком непонятно, кто кому на самом деле принадлежит: мозг нам или мы мозгу.

– С водой разобрались, но мы про мясо говорили, – не унимался Гудрон.

– С мясом такая история. На корне нашего языка имеются особые рецепторы, которые реагируют на глутамат.

– Это который усилитель вкуса? – Янис с интересом слушал разговор Гудрона и Славы. – Его повсюду пихают. И в лапшу быстрого приготовления, и в приправы всяческие, и вообще куда угодно, в те же бургеры.

Янис слушал, не забывая налегать на еду. Впрочем, как и Гудрон и все остальные. Но не Слава, который, едва только речь зашла о его любимой теме, совершенно забыл, что находится за столом и что у нас ужин. Он даже ложку на стол бросил.