Теории современного искусства

Спекулятивный реализм — по сути, это попытка говорить о проблемах континентальной философии языком аналитической философии. Различие между двумя направлениями философии отчасти определено различием систем права. В континентальной системе, восходящей к римскому праву, субъектом права является «лицо» (личность), владеющее имуществом, лицо противопоставляется вещи, и тогда, понятно, проблематика личности обязана такому сначала правовому, а потом и моральному соблюдению индивидуальных границ. Континентальное право регулирует, как личность распоряжается имуществом и как не допустить покушения на чужое имущество.

Тогда как английское право прецедентное и основано на отношениях агент — принципал, причем агентность тогда может получить и вещь, например, кредит оказывается агентом по отношению к капиталу как принципалу. Здесь разбирается вопрос, кто виноват, например, в том, что человек споткнулся и получил травму: владелец дома, строитель или сам споткнувшийся, и здесь разбор отношений агента и принципала предшествует собственно разбору самой ситуации. Поэтому спекулятивный реализм как раз и исследует, как возможно говорить о воле вещей не меньше, чем о воле людей, и как нужно говорить не о прямой причине, но о «замещающей», в то время как настоящие отношения — это отношения принципалов, а не агентов.

Например, наши отношения со столом — это отношения не познающего к познаваемому, но и не препятствия к препятствуемому, но отношения двух познающих друг друга и препятствующих друг другу агентов. Иногда авторы, близкие к спекулятивному реализму, просто берут проблематику связанных с аналитической философией когнитивных исследований и связывают ее с литературой и искусством. Например, в русском переводе доступна книга Дилана Тригга «Нечто: феноменология ужаса», вышедшая в пермском издательстве Hyle press. Он опирается на достижения аналитической философии, в которой тело является когнитивным инструментом — если поселить наш мозг в тело компьютера или слизистое тело, то и мыслить мы будем иначе. Но то, что у аналитических философов сознания является мысленным экспериментом, Тригг понимает буквально: как то, что к собственному телу можно отнестись так же, как мы отнеслись бы к телу киборга или насекомого, если бы проснулись как герой Кафки. Оно тоже ужасно, потому что заставляет мыслить особым образом, вообще сталкивает нас с нашей собственной довольно безжалостной мыслью. Например, нам страшно просыпаться, когда мы видим страшный сон, но страшно и засыпать, чтобы не оторваться от реальности, в которой мы должны действовать практически.

Получается, что Тригг превращает лабораторные модели своих американских коллег в действительный рас сказ о происходящем. На зимней школе в Перми «Ингу- манистическое Просвещение» (январь 2015 года) Тригг говорил, что пока мы имеем дело с вещами, мы можем считать, что оживляем вещи своим вниманием, ничего не боясь. Но как только мы начинаем говорить о теле, мы понимаем, что на наше тело влияет Луна, во время полнолуния приливает к голове кровь, а на Луну влияет ее место в Солнечной системе. Если мы станем воспринимать слово «влияние» широко, в соответствии с той необходимой критикой слов, без которой их не превратишь в современные естественно-научные термины, то окажется, что наше тело зависимо от внеземной материи, что оно — какой-то каприз космической материи, который может нас только ужасать. Таким образом, простое уточнение понятия позволяет сдвинуться от аналитической проблематики к континентальной — говорить уже не о том, каковы условия эксперимента, который мы ставим в нашем кампусе, а как мы оказались вовлечены в тот эксперимент, которым является вся наша жизнь.