Теории всего на свете

Потому что вам необходимо прежде знать, что наблюдать. Все наблюдения проводятся в свете той или иной теории; более того, все наблюдения должны осуществляться в свете той или иной теории. А значит, в основе каждого наблюдения лежит теория – не «иногда», не «в определенных обстоятельствах», а всегда. Это необходимое условие.

Заявляя об этом, мы вовсе не стремимся принизить наблюдение, факты, данные. Напротив, такое утверждение в полной мере воздает им должное. Лишь в свете теории, проблемы, поисков решения факты могут по-настоящему говорить с нами, раскрывая неведомое.

Чрезвычайно простая мысль. Но сфера ее применения весьма широка, а перспективы применения колоссальны. Отсюда ее изящество и красота.

Вот два примера. Один – из дарвиновской области, другой – из попперовской.

Обратимся к утомительному, но живучему спору о том, что важнее – гены или окружение? Возьмем хорошо изученный случай. Индиговые овсянковые кардиналы каждый год совершают перелеты на большие расстояния. Чтобы решить проблему навигации, естественный отбор наделил этих птиц способностью создавать в мозгу своего рода мысленный компас, изучая звезды на ночном небе, как делают бойскауты (только вот птицы осуществляют это уже в течение первых месяцев жизни). Процесс возникновения и развития такой адаптации – богатый источник информации, которую естественный отбор на протяжении эволюции «упаковывал» в гены этих пернатых. В частности, речь идет об информации о расположении небесных созвездий. И сегодня мигрирующие овсянковые кардиналы могут пользоваться теми же инстинктами и теми же регулярно возникающими особенностями окружающей среды, которые управляли инструментами точной навигации, встроенными в тела их давно умерших предков.

Так действуют все адаптационные механизмы. Обеспечивая организм врожденной информацией об окружающем мире, они снабжают его и ресурсами для того, чтобы он сумел удовлетворить свои адаптационные потребности. Иными словами, естественный отбор как бы создает для организма определенную среду, специфичную именно для данного вида. Таким образом, различные проблемы адаптации, в сущности, порождают разную среду, вот почему, скажем, разные виды существуют в разном окружении.

А значит, то, что составляет среду, зависит от адаптационных особенностей данного организма. Без врожденной информации, передаваемой генами и задающей характерные особенности среды, никакой подобной среды не могло бы существовать. Такие среды не являются автономными, независимыми и отдельными от биологии: напротив, биология частично формирует их. Следовательно, среда – объект биологический, у истоков которого как раз и находится информация, накапливаемая биологическим путем.

Но ведь в наши дни мы все увлекаемся теориями взаимодействия, правда? И речь идет уже не о выборе «гены или окружение?», а о взаимодействии генов и окружения. Взаимодействие – это как раз то, для чего естественный отбор и предназначает гены. Гены овсянкового кардинала нагружены сведениями о том, как получать знания путем наблюдения звезд, поскольку звезды – важнейшая часть окружения этих птиц, как и яйцо, в котором развивается птенец, или вода, которую он пьет. Овсянковые кардиналы без звезд обречены быть овсянковыми кардиналами без потомков. Но взаимодействие несимметрично: врожденная информация должна появиться первой. Гены используют среду с определенной целью – воспроизвести себя. Но у сред нет целей, и они не используют гены.

Второй пример имеет отношение к понятию объективности в науке. Сначала обратимся к жалобе Дарвина на распространенное непонимание того, что такое научное наблюдение: «Насколько же, должно быть, он [этот критик] глубоко невежествен в том, что касается самой сути наблюдения! Еще лет 30 назад многие рассуждали о том, что геологам следует лишь наблюдать, а не теоретизировать, и я хорошо помню, как кто-то говорил, что в таком случае довольно лишь спуститься в горный отвал, сосчитать все камешки и описать их цвета»[46].

Полтора века спустя подобное же мышление по-прежнему встречается в науке. Взять хотя бы вполне достойную и перспективную инициативу – перейти к полицейскому сыску, базирующемуся лишь на уликах и доказательствах. Эта инициатива в наши дни подверглась многим искажениям. Что же пошло не так? Слишком уж часто объективные доказательства рассматривались как данные, никак не связанные с какой бы то ни было первоначальной теорией. Но что останется от фактов, если не будет «самой сути» – руководящей теории? Объективность – не в том, чтобы заранее отказаться от всех предварительных умозаключений. Чем более возможным или желательным кажется такой отказ, тем больше вероятность, что в наши рассуждения вкрадутся другие, некритические умозаключения, в результате чего объективность лишь снизится. И в самом худшем случае желаемая, но не объявленная заранее цель, исподтишка оказавшая влияние на эти наши выкладки, скажется и на результате анализа. Вот почему этот вполне благонамеренный подход зачастую справедливо называют «фабрикацией улик, производимой полицейскими».