Теория айсберга

Доктор Франкен никогда не произносил слово «выздороветь». Он всегда говорил «выправиться», «снова вскочить в седло» или, например, «двигаться дальше». Мне скорее нравился такой подход, и ничего, что психолог был несколько салунный. С тех пор как он диагностировал у меня посттравматическое расстройство речи, меня заставляли ходить к нему по понедельникам. «Заикание – известный симптом у тех, кто испытал сильный шок, стал жертвой дорожной аварии или пережил глубокую психологическую травму», – объяснил он моим родителям, прибавив, что в конце концов это пройдет.

Но я почти уверен, что уловил тогда в его голосе словно бы легкий оттенок сомнения.

– Н-нет, н-ничего особенного, – вздохнул я.

Почти всё время я проводил взаперти: листал у себя в комнате старые номера журнала про серфинг, слушал рок на пластинках или читал романы.

– Ты подумал над тем, что я тебе сказал?

Доктор Франкен положил ногу на край стола. Он был обут в остроносые сапоги со скошенным каблуком и бахромой – наверное, чтобы выглядеть крутым: «я, конечно, психолог, но это не мешает мне быть еще и клевым чуваком», что-то в этом роде. Сказал бы ему кто-нибудь наконец, что такое не носят с 1969 года.

– Д-да, – ответил я, – но не д-думаю, что из этого что-нибудь п-получится.

На прошлой неделе он велел мне найти какое-нибудь занятие вне дома: волонтерскую помощь («к при меру, навещать престарелых!» – полным счастья голосом воскликнул он), какой-нибудь командный вид спорта или подработку на лето. «Для тебя важно тереться среди людей, – подчеркнул он. – Встречаться с ними. Разговаривать».

– Я еще н-не г-готов.

Конечно, это было вранье. Я вполне мог бы выйти на люди, если бы захотел. Просто не хочу. В конце концов, если мне больше нравится целыми днями сидеть в своей комнате со своими черными мыслями и старыми журналами по серфингу, это никого не касается. И нечего «специалисту по посттравматической терапии / коровьему пастуху из Монтаны» указывать мне, что делать.

Он подобрался в кресле, взглянул на часы, вздохнул и очень мягко сказал:

– В таком случае, поскольку ты не желаешь разговаривать и не хочешь сделать над собой усилие, я прощаюсь с тобой до следующей недели.

И кивнул на дверь, которая была как раз у меня за спиной.

Фижероль-сюр-Мер не тот город, где всегда есть чем заняться. Разве что слоняться вдоль мола и смотреть на океан или шляться по магазинам на авеню Бордо.

По-моему, когда главная улица города названа в честь другого города – это довольно плохой знак. Сразу видно, какие у него перспективы. В Фижероле все лавки, кафе и рестораны сосредоточены на авеню Бордо. Весь остальной город состоит из домишек размером иногда не больше шалаша и поделен на кварталы. Кроме нашего, где я живу с мамой, папой и Адамом, есть еще Белькур, Сентонж и Сент-о-Ренар. А больше, в общем, ничего и нет. Мэрия официально называет это «соседскими группами», им кажется, так лучше звучит. Но это просто кварталы.

В нашем почти все дома сборные – из легких щитов. Чуть только подует ветер, по улице летят куски крыш. «Глянь-ка, дом Амзауи за окном пролетел! А теперь – Липски!» Наш квартал смотрит прямо на океан. Улицы через день заносит песком. Это мне как раз нравится больше всего: просыпаешься утром, а асфальта под песком не видно.

Как будто пляж захотел перебраться ко мне поближе.

От доктора Франкена я не сразу отправился домой. Мне необходима была передышка.

Дошел до мола, пару секунд постоял в нерешительности, потом двинулся к воде. Стояла жара, воздух был плотный и насыщенный солью. Над головой пронзительно вскрикнула чайка, ее крик врезался в мерный, спокойный шорох волн – ш-ш-ш-ш, ш-ш-ш-ш – для меня звучавший очень древней мелодией.

Трое занимались серфингом. Я видел доски, входившие в волны и выходившие из них так, словно были их продолжением, воплощением самого понятия движения и скорости. Одного из троих я узнал – Реми Мут из нашей школы. С ним была незнакомая девушка в цельном черном купальнике. Сидя на доске, она слушала Реми, который ей что-то рассказывал. Наверное, история была забавная, потому что девушка заливалась смехом и мотала головой. Я видел, как важничал этот придурок Мут.

Девушка казалась высокой. Ее длинные каштановые волосы были закручены в сложный узел, примерно как у принцессы Леи в фильме «Империя наносит ответный удар». У меня сердце защемило при виде того, как они веселятся и развлекаются. Я-то после несчастного случая в океан не входил.

Я немножко постоял, глядя на них. Волны при береговом ветре в три четверти были устойчивые, не разбивались слишком рано. Идеальные условия. Солнце дробилось в воде на тысячу бликов, и мне хотелось опустить туда голову, руки, окунуться всем телом. Может, я вышел бы из океана омытым, исцеленным от моих болезней? Прошло бы это дурацкое заикание, из-за которого, стоило мне открыть рот, я начинал выглядеть идиотом. Это было бы как новое крещение. Жизнь началась бы заново.

Реми Мут лег животом на доску. Взмахнул руками и поймал первую волну. Девушка последовала за ним. Он проделал пару основных фигур – поработал на публику.