Теория блондинок

Эмми попросила не вешать трубку и начала рыться в телефонной книге, карманном компьютере и документах со студии. Через несколько минут в трубке вновь послышался ее голос:

— Телефон не нашла. А вот адрес есть. Пойдет?

— Да, конечно, — обрадовалась я. — Продиктуешь?

— Поосторожнее там, — успела предупредить Эмми, прежде чем я начала прощаться.

— Не бойся, — успокоила я. — На этот раз я точно знаю, что делаю.

Выйдя из дома, я поймала такси и дала водителю адрес Мэтта, нацарапанный на листке. Такси катило вдоль по Пятой авеню, лавируя в плотном потоке, а я с тревожно бьющимся сердцем пыталась придумать, что скажу. Надо попросить прощения. Я поступила глупо и чуть все не испортила. Да, он несколько дней держал меня в подвешенном состоянии, зато сегодня сам пришел ко мне, пытаясь извиниться. А я, вместо того чтобы понять и простить, соврала, да еще притворилась, будто мне до него нет никакого дела, лишь бы ревность вызвать. Самой стыдно.

Через двадцать минут такси остановилось перед входом в дом Мэтта на западной стороне Парк-авеню, между Двадцатой и Двадцать первой улицами. Я уже хотела сунуть водителю десятку и, выскочив из машины, бежать восстанавливать отношения, как вдруг заметила в вестибюле знакомую фигуру. Оцепенев, я не могла отвести взгляд от стеклянной стены вестибюля. Во рту пересохло, внутри все как будто заледенело. Человека внутри я узнала сразу же. Это Мэтт — его темные волосы, взъерошенные, как у скейтбордиста из модного журнала, его рубашка навыпуск поверх потертых джинсов… и его руки, обнимающие женщину, которая тоже кажется знакомой.

Я смотрела не отрываясь. Это Лиза, та самая, с которой он тогда приходил в бистро, где мы сидели с политтехнологом Джеком. Та самая, про которую он сказал: «Мы просто друзья», а я еще ругала себя за глупую ревность.

Сквозь стекло было видно, как Мэтт что-то говорит Лизе, что-то шепчет ей на ухо. А она смеется. У меня потемнело в глазах, но я успела заметить, что Мэтт не выпускает ее из рук и выглядит это очень романтично.

Я потрясла головой и заморгала. Глупо так себя вести. Что я особенного увидела? Они просто друзья, как он мне и сказал. Наверное, выпили по чашечке кофе или перекусили и теперь прощаются. Может, он даже советовался с ней насчет меня. Нервы ни к черту. Это все отголоски мыслей о Питерс, те самые страхи и предубеждения, заставляющие Меня подозревать всех и вся, даже тех, кому можно полностью довериться.

— Дамочка, вы тут до утра собираетесь сидеть? — рявкнул водитель, глядя на меня в зеркало заднего вида.

Я тут же вспомнила, где нахожусь, и, поймав его взгляд в зеркале, смущенно улыбнулась.

— Извините, пожалуйста. Уже выхожу.

Протягивая ему зажатую в кулаке десятку, я еще раз посмотрела на подъезд Мэтта проверить, там они с Лизой или нет. Мне было бы проще, если бы не пришлось объясняться с консьержем и просить его звонить Мэтту в квартиру.

Но когда мой взгляд уткнулся в стеклянную стену вестибюля, я опять застыла, с такой силой вцепившись в банкноту, зажатую в кулаке, что водителю пришлось вырывать ее силой.

— Послушайте, я тут всю жизнь торчать не намерен, — пробурчал он, запихивая банкноту в карман. — Здесь вам не экскурсионный автобус.

Но двинуться с места я не могла. Могла только, приплюснув нос к боковому стеклу, смотреть широко раскрытыми глазами, как Мэтт целуется с Лизой. Нет, с «просто друзьями» так не целуются. На прошлой неделе он так же неистово и страстно целовал меня.

Мир рушился, а я не отрываясь смотрела, как мужчина, который несколько часов назад объяснялся мне в своих чувствах, целуется с другой — прекрасной, изящной, стройной, как тростинка, женщиной.

— Поехали, — наконец выдавила я, не в силах оторваться от представшей моим глазам сцены. — Вперед, ну поехали же! — воскликнула я, вдруг испугавшись, что Мэтт посмотрит на улицу и заметит меня. И получится, что я ему прохода не даю, да еще вдобавок шпионю.

— Дамочка, вы что, совсем? — возмутился водитель. — Вылезать, значит, раздумали, да? Выберите уже что-нибудь одно!

— Отвезите меня домой, — попросила я и назвала адрес. — Обещаю щедрые чаевые. Только поезжайте, пожалуйста.

Его взгляд в зеркале был достаточно красноречив, тем не менее, недовольно бурча под нос, он встроился обратно в поток, и мы покатили.

Когда дом Мэтта скрылся из виду, я откинулась на сиденье и закрыла глаза, тяжело дыша. Мысли разбредались.

Одно я знала точно. Сама виновата. Сомнений быть не может. Если бы я не попыталась сыграть на чувствах Мэтта, выдумав звонок от Питера, ничего бы не произошло. Не понимаю, правда, почему нужно сразу кидаться целовать другую… И все равно его поведение так или иначе продиктовано тем, как несправедливо я с ним обошлась. Это просто своего рода защитная реакция. Ведь то, что произошло между нами на прошлой неделе, не просто игра моего воображения. Я ему нравлюсь. Нравлюсь безоговорочно. А я взяла и своими руками все испортила. Обидела его, и он теперь пытается забыться.