Теория большого взрыва (СИ)

- Отлично, молодчина, Кость. Заходи, что в дверях маячить? Ты сам пока домой не собираешься?

- Нет, мне ещё надо в аптеку заехать за подгузниками для Костика. У него на обычные, которые везде есть, аллергия. Я специальные заказываю в одном месте, здесь, неподалёку. Но их доставят позже. Я звонил им только что, сказали приехать после двенадцати. Так что смысла нет пилить домой, а потом обратно. Проще здесь подождать.

- Давай тогда чайку попьём. Или кофейку. Устал ведь.

- С удовольствием, - улыбнулся Константин. Вадим достал из ящика старого рассохшегося стола две чашки, банку с сахарным песком и пачку печенья. Он очень ценил Соколана за лёгкий характер, трудолюбие, порядочность и какую-то невероятную чуткость и любил поговорить с ним «за жизнь». Получалось это у них нечасто: всё не давали рабочая суета и многочисленные заботы. Но уж если выпадала такая возможность, то оба были ей рады.

- Как там Гриша, Вадим Дмитриевич?

- Сам понимаешь, я тебе деталей рассказать не могу. Но плохо ему сейчас. Если в двух словах и без подробностей — влюбился он не в ту... Что ж вас всё тянет не туда? - Вадим, постоянно сталкивающийся с несчастными влюблённостями своих молодых сотрудников, отхлебнул кофе и страдальчески поморщился .

- Так ведь любовь — это такая штука…

- Ну какая? - пожал плечами Валдайцев.

Сам он к любви относился с большим скепсисом. В книжках читал, конечно. И неоднократно. Он вообще любил читать, а в детстве ещё и радиоспектакли слушал с большим удовольствием. И вот в них про глубокие сильные чувства рассказывалось, конечно. И нередко. Но вот чтобы в жизни встретить? Нет, не встречал. Всё больше ту или иную форму расчёта.

Даже мама с отцом, которые, по идее, должны были служить ему образцом настоящей любви, на его памяти то и дело ссорились и ругались. Мама рассказывала, конечно, что когда-то они очень любили друг друга. Но сам Вадим этого не помнил совершенно, а потому верить в её слова не получалось.

Уже в его детстве ничего похожего на большую любовь он между ними не замечал. А ведь тогда они были женаты не так уж и долго: он родился всего через два года после их свадьбы. Ну, пусть лет до шести мало что понимал. Но потом-то всё видел, всё замечал. И получается, что всего лишь через восемь-десять лет семейной жизни мама с отцом друг друга уже совсем не любили. Ну, или Вадим под любовью понимал не то, что они. Ему таких отношений, как были у них, совсем не хотелось. А чтобы как в книжках… Это было бы неплохо, конечно… Но ведь так не бывает. Или бывает так редко, что, пожалуй, больше шанс выиграть в лотерею и внезапно обогатиться.

Вот взять хотя бы его родителей. Они и поженились как-то странно. Мама вспоминала, что встречались долго. Она была уже совсем взрослой, двадцать седьмой год шёл, когда их познакомили коллеги. А отцу и того больше, он ведь на восемь лет старше. И мама хотела замуж, конечно. Тем более, что жених такой подходящий: умный, перспективный, с хорошей работой, потенциальная свекровь далеко, почти за тысячу километров, а свёкра и вовсе нет, погиб на войне. Нет, именно такими словами мама не говорила, разумеется. Циничной она никогда не была. Но Вадим и сам понимал, что всё происходило примерно так. И ему от этого пусть и неосознанного или скрываемого мамой от самой себя расчёта было тоскливо. Взвешенный подход к созданию семьи он в рассказе мамы видел, а любовь всё никак не мог разглядеть.

Ещё мама рассказывала, что отец долго не решался сделать предложение. А когда, наконец, решился, то они чуть ли не полгода не могли назначить свадьбу, потому что жених колебался и выбирал даты. Вадим слушал это и думал, что, будь он на месте невесты, то уже сам отказался бы выходить замуж за такого неторопливого и нерешительного человека. Но мама почему-то не отказалась и вышла. И родился Вадим. Спасибо, конечно, родителям. Но он бы предпочёл, чтобы они, его будущие папа и мама, женились не потому, что время подошло и вариант хороший. И чтобы он, Вадим, родился от большой любви, продолжающейся и по сей день. Да где ж её найдёшь, настоящую и большую-то? Да ещё и вечную или хотя бы долгоиграющую? У его родителей любовь если и была когда, то получилась скоротечной настолько, что их сын не успел её застать. И теперь, давно уже став взрослым, он сам никуда не торопился. На вопросы друзей, уже успевших не только жениться, но и развестись, отшучивался:

- Я, как вы, пристреливаться не буду. Сразу в десятку попаду.

- Ну-ну, - отвечали опытные, битые жизнью друзья и многозначительно, скептически ухмылялись. А он не обращал на это никакого внимания и продолжал жить, как живётся. Ничего не планируя, ни на что не рассчитывая, ни о чём высоком и несбыточном не мечтая. И просто знал, что или всё будет совсем не так, как то, что он видел вокруг, или ему вообще ничего не нужно. Варианты «как-нибудь», «а вдруг» и «как у всех» его не устраивали. В этом смысле он вполне разделял позицию мудрого Омара Хайяма.