Теория диктатуры люмпен-пролетариата

Так считали и многие другие социал-демократы (Гейне, Шиппель) – они видели сущность социализма не в централизованной государственной собственности, а в «наличии разнообразных видов общественной или народной собственности в форме кооперативов, гильдий или предприятий, управляемых муниципальными органами, существующих одновременно с национализированными отраслями экономики или в качестве их альтернативы» (Браун 2014, с. 146). Сегодня точка зрения Э.Бернштейна в европейской социал-демократии превалирует, но к началу ХХ века она только формировалась.

Та часть социал-демократов, которая в последующем стала называть себя коммунистами, полагала, что капиталисты никогда добровольно не отдадут средства производства пролетариату и эволюционный путь построения социализма – это ошибка. Капиталисты будут подавлять все ростки социализма самыми жёсткими мерами – это вытекает из сути теории классовой борьбы Маркса. Поэтому социализм наступит только как результат насильственного революционного свержения власти с последующим обобществлением всей собственности на средства производства. Коммунисты в этом смысле были всегда более радикальны – отнять силой частный капитал у буржуина, и пусть он будет счастлив, если при этом его не поставили «к стенке».

Признаваемые коммунистами характерные черты социализма были такими.

1. Частная собственность на средства производства отменяется (Прудон сказал по этому поводу лаконично: собственность – это кража). Фабрики, заводы и проч. становится общенародной собственностью.

2. Конкуренция в производстве устраняется и заменяется коллективизмом.

3. Прибыль отменяется.

4. Труд составляет сущность ценности продуктов.

5. Жалование каждого члена социалистического общества будет измеряться числом рабочих дней. Деньги как таковые не имеют смысла. Вместо них вводятся карточки (квитанции за работу), в которых отражается число отработанных работником дней и он по этой карточке на специальных складах забирает необходимые ему продукты.

6. Общественный контроль над эффективностью работы. Каждый человек будет получать тем больше, чем лучше работает он сам и все другие. Поэтому стыдно будет работать плохо.

7. Спрос по каждой отрасли устанавливается специальной комиссией на основе «ежедневных, еженедельных, ежемесячных и ежегодных статистических сведений о свободно установленных личных и семейных потребностях» (Шэфле 1906, с. 23) .

8. При социализме нет никакой торговли и рынка. Единый центр перемещает продукты по заказам через системы публичных перевозочных средств и складов.

9. Личные сбережения граждан могут быть аккумулированы в финансовом учреждении для того, чтобы иметь возможность обменять их на товар длительного пользования. Но поскольку эти сбережения не являются капиталом и плату за право пользования этим капиталом финансовые учреждения не берут, процентные ставки отменяются.

А почему такой социализм лучше капитализма? Да потому, что при капитализме существует экономическое неравенство. А это неравенство ведёт к тому, что и социальные блага распределяются в обществе пропорционально экономическому неравенству – богатый обладает большим набором благ, чем бедный. А при социализме будет экономическое равенство, ведь если все будут работать одинаково хорошо, то и возможности получать экономические блага у них будут одинаковыми. Значит и доступ к социальным благам у всех будет равным. Поэтому при социализме все блага – и экономические, и социальные, – распределяются справедливо – по труду.

При этом легко заметить, что априорно предполагается (но не высказывается!), что количество экономических и социальных благ столь велико, что они являются общедоступными. А если это предположение не выполняется? Если количество какого-то одного или нескольких благ меньше, чем спрос на них? В рыночной экономике всё просто – продавцы этих благ поднимут на них цену и устанавливается баланс между спросом и предложением. А что будет в том случае, когда распределение благ осуществляется в социалистическом обществе при дефиците некоторых благ и их на всех не хватает?

Ответ очевиден – распределение благ будет нормироваться, т.е. распределяться не по потребностям, а по возможности, в меньших количествах, чем хотелось бы членам социалистического общества. И второе – те, кто стоит в начале распределяющей цепочки, всегда подвержены соблазну воспользоваться этим своим положением и при распределении сначала взять себе столько, сколько им нужно, а остальным членам социалистического общества отдать только то, что осталось (или ничего не отдадут, если ничего не осталось). В такой ситуации, как видно, ни экономического, ни социального равенства граждан не получается. Всё равно, как написал Джордж Оруэл – «all animals are equal, but some animals are equal than others» (Orwell 2001, c. 80).

Но такие очень простые соображения об ущербности механизма централизованного планового распределения благ в начале XX века в умы социалистов–коммунистов даже не приходили.