Теория Фрейда (сборник)

Однако Фрейд таких связей не выявил, а возможно, и не мог выявить по причинам, которые обсуждались выше в связи с трудностями в теории Эроса.

Выше я указывал на имманентные противоречия, к которым оказался принужден Фрейд при переходе от теории либидо к теории Эроса – инстинкта смерти. В последней содержится конфликт другого рода, на который следует обратить внимание: это конфликт между Фрейдом-теоретиком и Фрейдом-гуманистом. Теоретик приходит к заключению, что человек имеет выбор только между тем, чтобы уничтожить себя (медленно, в результате болезни), и тем, чтобы уничтожать других; иначе говоря, между причинением страданий себе или другим. Гуманист восстает против этой трагической альтернативы, которая сделала бы войну рациональным решением проблемы человеческого существования.

Нельзя сказать, что Фрейд питал отвращение к трагическим альтернативам. Напротив, в своей ранней теории он именно трагическую альтернативу и выстроил: подавление требований инстинктов (особенно прегенитальных) считалось основой развития цивилизации; подавленное инстинктивное влечение «сублимировалось» по ценным культурным каналам, но все же за счет полного человеческого счастья. С другой стороны, подавление вело не только к росту цивилизации, но и к развитию неврозов у многих из тех, у кого процесс подавления не происходил успешно. Такова и была альтернатива: отсутствие цивилизации соотносилось с полным счастьем, а цивилизация – с неврозами и уменьшением счастья.

Противоречие между инстинктом смерти и Эросом ставит человека перед вполне реальной и поистине трагической альтернативой: реальной, потому что человек может предпочесть нападение и войну, агрессию, выражение враждебности собственной болезни. Что такая альтернатива трагична, едва ли нужно доказывать, по крайней мере с точки зрения Фрейда или любого другого гуманиста.

Фрейд не делает попытки затушевать проблему, смягчив остроту конфликта. В «Новых вводных лекциях» он писал: «А теперь мы видим важность того, что агрессивность может не найти удовлетворения во внешнем мире, столкнувшись с реальными препятствиями. Если это случится, она, возможно, обратится вспять и увеличит самодеструктивность, владычествующую внутри. Мы рассмотрим, как это на деле происходит и насколько важен этот процесс» [26; 105].

В «Очерках истории психоанализа» Фрейд писал: «Сдерживание агрессивности в целом явление нездоровое и ведет к болезни» [29; 150]. Как, столь четко выразив свои взгляды, мог Фрейд противиться импульсу безнадежно смотреть на человеческие дела и не присоединиться к тем, кто рекомендовал войну как лучшее лекарство для человечества?

Действительно, Фрейд предпринял несколько попыток найти выход из противостояния между теоретиком и гуманистом. Одна из них заключалась в идее о том, что разрушительный инстинкт может трансформироваться в совесть. В «Недовольстве культурой» Фрейд спрашивал: «Что с ним [агрессором] должно произойти, чтобы его стремление к агрессии стало безвредным?» и отвечал: «Нечто удивительное, чего нельзя было бы предположить и что тем не менее совершенно очевидно. Его агрессивность интроецируется, интернализуется; она на самом деле направляется туда, откуда возникла – другими словами, направляется против его собственного Эго. Там она побеждается той частью Эго, которая выступает против остальных частей как Суперэго и которая теперь в форме совести готова использовать против Эго ту самую жесткую агрессивность, которую Эго хотело бы удовлетворить за счет других индивидов, находящихся вовне. Напряжение между жестким Суперэго и подчиненным ему Эго называется чувством вины и выражается в потребности в наказании. Цивилизация, таким образом, приобретает власть над опасным стремлением индивида к агрессии путем ослабления и разоружения его и создания внутри него наблюдающей инстанции, подобной гарнизону в завоеванном городе» [25; 123f].

Трансформация деструктивности в самонаказывающую совесть не представляется таким преимуществом, как это предполагает Фрейд. Согласно его теории, совесть должна была бы быть столь же жестокой, как и инстинкт смерти, поскольку она заряжена его энергией; не приводится никаких обоснований того, почему инстинкт смерти должен «ослабнуть» и «разоружиться». Представляется, что более логично реальные последствия идеи Фрейда выразит следующая аналогия: город, которым правил жестокий враг, освобождается с помощью диктатора, который затем устанавливает систему, ничуть не менее жестокую, чем та, которая была при поверженном враге; таким образом, каков же выигрыш?