Теория государства

Очевидно, что в классические определения монархии и республики не укладывается множество конкретных моделей правления как исторических, так и тем более современных[128]. Из-за этого в историческом, юридическом и политологическом дискурсах происходит перманентная путаница. Самым простым и «невинным» выходом оказываются констатации всевозможных «исключений». Можно было бы сказать, что все они лишь «подтверждают правила». Только их в итоге оказывается настолько много, что от «правил» буквально ничего не остается. Петр сапронов так разграничил «природы» монарха и республиканского президента: «Царственность и божественность никогда целиком неразводимы. Ничего подобного о президентской власти как раз сказать невозможно. Она представляет собой чисто человеческую реальность. […] При этом по-настоящему существенно не избрание президента само по себе, а то, что источником его власти мыслятся избиратели или те, кого они, в конечном счете, представляют. Ведь, вспомним об этом, избирать могли и царей. Их избрание, однако, вовсе не означало, что источник царской власти – в избирателях. Их избрание могло представляться в качестве некоторого рода жеребьевки или гадания, за которым, в свою очередь, стоит воля богов. […]

Само же избрание представляло собой признание божественности того, кого божественностью отметили боги. В противоположность царю президент избирается несмотря на то, что он такой же человек, как и его избиратели, никакая сверхчеловеческая реальность за ним не стоит. В президенте избиратели самым определенным образом обнаруживают, что человеческой власти над людьми вполне достаточно».[129]

Все бы было так, не знай мы примеров «несакральных», «небогоустановленных» и «нетеократических» монархий и религиозного республиканского правления. Правильно отказывать в признании монархами тем, чья власть сугубо «наро-доустановленная» и «представляет собой чисто человеческую реальность», и тем, кто числится представителем «народа». Но как быть с республиками, которые признают, что их электораты ведомы божественной волей и / или ограничены ею? выборы в таких республиках, конечно, трудно (хотя можно) интерпретировать как признание божественности, поиск божьего избранника. Но никак нельзя отрицать здесь презумпцию «сверхчеловеческой реальности», божественной субъектности. В принципе, для верующего христианина очевидно, что любой президент – только потому президент, что Бог пожелал или допустил это.

Выход пытались найти через установление организационных различий. Например, в вопросе срочности правления главы государства: монарх правит бессрочно, а глава республики – в течение установленного срока (а потом или переизбирается, или оставляет пост)[130]. Только Венецианские дожи и северонидерландские стадхаудеры (по общему правилу до 1747 г.)[131] избирались бессрочно, то есть пожизненно[132]. Так же пожизненно избирается сейчас и Иранский рахбар[133]. А в Малайзии янг ди-пертуан агонга (СМИ иногда называют его «королем») выбирают монархи субъектов федерации[134] сроком на пять лет. Может, стоит объявить республику святого Марка и северонидерландские республики, а заодно исламскую республику Иран монархиями, Малайзию – республикой, или вновь сослаться на «исключения»? а как тогда быть с многочисленными прецедентами пожизненных президентств[135]? Если серьезно, то вопрос о срочности / бессрочности правления главы государства представляется, мягко говоря, не самым важным.

Еще указывают, что в монархиях игнорируют принцип разделения властей либо соблюдают его в неполном объеме и монархи сочетают законодательную и исполнительную (а иногда и судебную) компетенцию. А для республик этот принцип якобы «свят». С этим можно было бы согласиться, если бы, например, Конституция Королевства норвегии не вверяла королю только исполнительную власть, а испанская и японская конституции не помещали «монархов» над всеми ветвями власти. И если бы заодно принцип разделения властей исповедовали Швейцария и социалистические республики – СССР, Китай и пр. Это все тоже «исключения», конечно…