Теория и история. Интерпретация социально-экономической эволюции

Разумеется, поборники тоталитаризма выражают протест и говорят, что они хотят упразднить «только экономическую свободу» и что «остальные свободы» никто не собирается трогать. Но свобода неделима. Разграничение экономической сферы человеческой жизни и деятельности и неэкономической сферы является худшим из всех заблуждений. Если всемогущий орган имеет право определять каждому индивиду задание, которое тот должен выполнить, то на долю индивида не остается ничего, что можно назвать свободой и автономией. Он может выбирать только между беспрекословным подчинением и смертью от голода <Хайек Ф. Дорога к рабству. – М.: Экономика, 1992. С. 94 и далее; Мизес Л. Социализм. Экономический и социологический анализ. – М.: Catallaxy. С. 373>.

Чтобы решить, следует ли дать молодому человеку возможность получить подготовку и работать в интеллектуальной или художественной сфере, на помощь плановому органу может быть призван комитет экспертов. Однако подобная организация дела может воспитать только учеников, обреченных на попугайское повторение идей предшествующего поколения. Это создаст непреодолимые препятствия на пути новаторов, несогласных с признанным образом мыслей. Невозможно будет внедрить ни одно новшество, если его автор будет вынужден получать разрешение тех, от чьих методов и доктрин он хочет отказаться. Гегель не дал бы благословения Шопенгауэру и Фейербаху, а профессор Pay не благословил бы Маркса или Карла Менгера. Если наделить высший планирующий совет правом выносить окончательные решения по поводу того, что должно публиковаться, кто должен экспериментировать в лабораториях и кто писать картины и лепить скульптуры, а также какие изменения в технологию следует внести, то не будет ни улучшений, ни прогресса. Отдельный человек станет пешкой в руках правителей, которые в своей «социальной инженерии» будут обращаться с ним так же, как инженеры обращаются с материалом, из которого они строят здания, мосты и механизмы. В любой области человеческой деятельности новшество бросает вызов не только всем рутинерам и экспертам и практикам традиционных методов, а даже в большей степени тем, кто в прошлом сами были новаторами. С самого начала оно встречает прежде всего упорное сопротивление. В обществе, где существует экономическая свобода, эти препятствия можно преодолеть. Но в социалистической системе они непреодолимы.

Суть свободы индивида заключается в возможности отклониться от традиционного образа мыслей и действий. Централизованное планирование препятствует планированию со стороны индивидов.

6. Неопределенность будущего

Самая выдающаяся особенность истории заключается в том, что она представляет собой последовательность событий, которые никто не может предсказать, прежде чем они произойдут. Самое большее, что могут предугадать самые дальновидные государственные деятели и коммерсанты – как сложатся обстоятельства в ближайшем будущем, пока не происходит радикальных изменений идеологии и общих условий. Британские и французские философы, произведения которых вызвали Великую Французскую революцию, мыслители и поэты, с энтузиазмом приветствовавшие первые шаги великих преобразований, не предвидели ни царство террора, ни того, как Бабеф и его последователи очень скоро интерпретировали принцип равенства. Никто из экономистов, чьи теории уничтожили докапиталистические методы ограничения экономической свободы, и никто из деловых людей, деятельность которых ознаменовала промышленную революцию, не ожидали ни беспрецедентных достижений свободного предпринимательства, ни враждебности, с которой отреагируют на него те, кому капитализм принес больше всего пользы. Идеалисты, приветствовавшие как панацею политику президента Вильсона, направленную на то, чтобы «сделать мир безопасным для демократии», не предвидели, какими будут ее последствия.

Ошибка, кроющаяся в предсказаниях хода исторических событий, состоит в том, что пророки предполагают, что умами людей всегда будут владеть идеи, которые уже известны им самим. Гегель, Конт, Маркс, назовем только самых популярных из этих прорицателей, никогда не сомневались в собственном всеведении. Каждый из них был абсолютно убежден, что именно он тот человек, которого мистические силы, провиденциально направляющие все человеческие события, избрали, чтобы довести до конца эволюцию исторических изменений. С этого момента больше не может произойти ничего значительного. Людям больше нет необходимости думать. Грядущим поколениям остается только одна задача – устроить все в соответствии с рецептами, завещанными вестниками провидения. В этом отношении Маркс не отличался от Магомета, Огюст Конт от инквизиторов.

На Западе пока никому из апостолов стабилизации и оцепенения не удалось истребить врожденную склонность людей мыслить и подходить ко всем проблемам с меркой разума. Обсуждая доктрины, претендующие на точное знание того, что уготовило человечеству будущее, история и философия могут утверждать, только это и ничего больше.